Герман Кох - Уважаемый господин М.

Орел – это я: «Ну, не буду вам больше мешать. Мне пора».

Решка – это она: «Ах, как я невнимательна… Садитесь, пожалуйста».

Выпадает решка. Она наклоняется вперед, снимает с кресла сначала один, а потом и другой пакет и ставит их на пол.

– Вы хотели что-нибудь заказать?

Рядом со мной появляется официантка, девушка с деревянным подносом в руке. Бросаю взгляд на столик, на бокал лимонада и бокал белого вина.

– Принесите мне пивка, – говорю я.

Отодвигаю кресло и опускаюсь в него. Только после этого смотрю на нее. Улыбаюсь. Она улыбается в ответ. Мне не нужно описывать ее лицо – вы видите его перед собой.

– Мама, кто это?

В принципе, личико вашей дочери тоже не нужно описывать, но я больше не могу обходить ее молчанием в своем рассказе. Если я о ней умолчу, будет непонятно продолжение.

– Это наш сосед, – говорит ваша жена. – Он же сказал. Наш сосед снизу.

Тогда ваша дочь впервые смотрит на меня. Я смотрю на нее. Я смотрю на ее лицо. В этом лице ваши фамильные черты решили спор в свою пользу. А жаль. Не то чтобы оно было некрасивым, только это не девичье лицо. Скорее лицо мужчины. Не мальчика. Мужское лицо с девичьими волосами. У нее ваши глаза, ваш нос, ваш рот. Ее глаза не такие водянистые, как ваши, кожа у нее на носу еще нормального белого цвета, сам нос не изуродован пятнами или волосами; если она засмеется, мы не увидим желтых или серых зубов, но в остальном она просто ваша копия – трехлетнее девичье воплощение вас самого.

Я называю свое имя. Потом спрашиваю, как зовут ее.

Она тоже называет свое имя, и я говорю, что нахожу его красивым. Немножко мудреное, немножко завлекательное; может быть, не слишком обычное, – но всего этого я, разумеется, не говорю. Кто выбрал такое имя? Вы или ваша жена? Держу пари, что вы. Вы сочли, что имя вашей дочери не может быть обычным.

– Надо же, как получается, – говорит ваша жена вашей дочери. – Дядю зовут так же, как папу.

Значит, теперь и вы знаете, как меня зовут. Конечно, вы это уже знали. Или, точнее, могли бы знать – несколько дней назад вы написали мое имя на своей новой книге. «Год освобождения».

«(такому-то) , – написали вы. – С пожеланием большого удовольствия от чтения» .

Удовольствие от чтения – да, писатели иногда пишут это на своих книгах, вы не единственный. «С пожеланием большого удовольствия от чтения» . Не знаю, как это у вас, но я редко испытываю от чтения удовольствие. Слова «удовольствие от чтения» наводят меня на мысль о человеке, который во время чтения от удовольствия хлопает себя по ляжкам.

Читатель читает книгу. Если книга хорошая, он забывает себя. Это единственное, что должна делать книга. Если читатель не может забыть себя и во время чтения непрерывно думает о писателе, книга не удалась. К удовольствию от чтения это не имеет никакого отношения. Кто хочет получить удовольствие, тот просто покупает билет на американские горки.

То, что мы оказались тезками, лишний раз доказывает, что мы находимся в действительности. В романах у персонажей никогда не бывает одинаковых имен. Никогда. Только в действительности, в реальной жизни, которая разыгрывается здесь и сейчас, людей зовут одинаково. Нам приходится добавлять фамилию, чтобы различать людей с одинаковыми именами. Или мы придумываем прозвища. Тихий Виллем , говорим мы, чтобы отличить молчаливого Виллема от болтливого.

Надо поддержать разговор, думаю я, но в эту самую минуту официантка приносит мне пиво. Я поднимаю бокал и делаю глоток. Не такой большой глоток, как мне бы хотелось.

– У нас здесь дом, – говорит ваша жена, прежде чем я успеваю придумать, что бы такое сказать. – Километрах в семи отсюда. Домик . Он стоит у дамбы. Вдалеке можно увидеть корабли в устье В. Корабли, которые входят в гавань А.

Я смотрю на нее. Смотрю прямо ей в глаза. Не смотреть так долго, мысленно приказываю я себе. Есть достаточно вопросов, которые я мог бы задать. Как вы сюда добирались? Я хочу сказать, вы уехали на такси. Но не до самого же Х., я полагаю? Такси доставило вас на вокзал. Но сюда не ходят поезда, как я установил вчера. Вчера, когда еще сомневался, ехать ли мне поездом или на машине. Ближайшая станция – А .

– Обычно мы едем поездом до А., – отвечает она на один из не заданных мною вопросов. – Во всяком случае, когда едем вдвоем. – Она головой указала в сторону вашей дочки. – Так… не остается без машины в Амстердаме. А в А. мы берем такси. Здесь у нас тоже есть машина. Маленькая машинка. Подержанный «субару».

Произнося ваше имя, она слегка улыбается, и я коротко улыбаюсь в ответ, словно мы одновременно осознаем, что она произносит и мое имя. Это как раз то, чего никогда не прочитаешь в книге. Во всяком случае, я такого еще не читал. А кроме того, мне очень нравится, что она называет марку машины. «Субару»… Большинство людей стыдится ездить на «субару», а она называет его совершенно спокойно. Подержанный «субару» . Маленькая машинка, и не важно, что она «субару», потому что ее используют только здесь, для коротких поездок за покупками.

Вот в чем дело, пришло мне на ум. Все дело в уменьшительных словах. Дом – домик . Машина – машинка . В уменьшительном слове заключено оправдание. Хоть вы и знаменитый писатель с деньгами в банке и можете себе позволить второй дом и вторую машину, это ничего не значит, если назвать второй дом и вторую машину домиком и машинкой – подержанным «субару» . Мы ничего о себе не возомнили, объясняет мне ваша жена этими уменьшительными словами.

– А сегодня мы приехали на велосипедах, – говорит она. – Погода хорошая. Приятно же, на велосипеде, а?

– Дул такой сильный ветер, – говорит ваша дочка.

– Но теперь он будет дуть нам в спину, – говорит ваша жена. – И вмиг унесет нас обратно домой.

Она обнимает дочку одной рукой и слегка притягивает ее к себе. Потом снова улыбается мне.

– Я хочу домой, – говорит ваша дочка.

– Скоро поедем, – говорит ваша жена. – Ты еще не допила лимонад.

– Я не хочу больше пить.

Ваша жена поднимает свой бокал вина – он все еще наполовину полон. Я вижу, что, прежде чем сделать глоточек, она бросает взгляд на мой почти пустой бокал пива.

– Нам в самом деле пора ехать, – говорит она, не глядя на меня.

– Я тоже еду, – говорю я.

Залпом допиваю остатки и оглядываюсь по сторонам. И делаю вид, будто ищу официантку, чтобы расплатиться.

Теперь я знаю, что мне делать. Я не должен здесь оставаться, не должен навязываться, это только отпугивает. Надо сразу идти на рынок. Об этом я и докладываю. Схожу еще поглядеть, что на рынке. От рыночных ларьков я смогу незаметно наблюдать за террасой. «Километрах в семи отсюда», сказала ваша жена. Я могу следовать за ней на машине – не ползти сзади все время, нет, это было бы слишком заметно. Просто несколько раз проехать мимо, а потом издали посмотреть, куда она повернет на следующем перекрестке. «Белый домик… у дамбы. Вдалеке… устье В». Номер дома, который оканчивается на единицу, – задача разрешимая.