Себастьян Фитцек - Тот, кто виновен

Тоффи сделал знак, который должен был меня успокоить, но без валиума это было уже невозможно.

Они хотят меня арестовать?

Больше всего меня испугала мысль, что в таком случае я не смогу искать Йолу. Стойя обратился напрямую к моей жене:

– Дверь вашей квартиры стояла нараспашку…

– Возможно, в спешке я забыла запереть ее, – возбужденно ответила Ким, на лице выступили красные пятна. – Я прилетела сегодня утром и, ненадолго заехав домой, сразу же помчалась сюда в больницу.

– Ну, в гостиной гремела музыка.

– Но этого не может быть, я…

– …а выключив динамики, наши сотрудники нашли к тому же пистолет.

Тоффи вздохнул, как футбольный фанат после неудачного одиннадцатиметрового удара.

– Мой мандант – автор триллеров, вы что, хотите бросить его в следственный изолятор из-за пресс-папье?

– Подозрение в употреблении наркотиков и незаконном владении оружием – для начала мне этого достаточно, а возможность побега он сам мне только что подтвердил, когда сознался, что его преследовала полиция. Посмотрим, когда проанализируем данные на его ноутбуке.

Наркотики. Пистолет. Шум. Ноутбук. Следственный изолятор.

Хотя речь в этом диалоге шла о моем будущем, о моей свободе, я слушал – в прямом смысле слова – одним ухом. Сейчас я уже был уверен, что сошел с ума. Потому что другим ухом я слышал голоса. Точнее, один голос. Ясный, отчетливый, который не спутаешь ни с чьим другим: голос моей дочери.

– Пожалуйста, не говори ни слова, папа, – шептала она. – Пожалуйста, папа, ни слова. Иначе он убьет меня.

Я сдвинулся в кровати вперед, резко сел и схватился руками за голову, там, где повязка закрывала наушник, который я не замечал все это время из-за общего давления в черепе. Громко вскрикнул: от ужаса, страха и не в последнюю очередь из-за боли, которую вызвали мои резкие движения.

Тоффи, Стойя и Ким испуганно посмотрели на меня, но, к счастью, списали мой припадок на состояние здоровья.

– Пожалуйста, лежите спокойно и не доставляйте нам лишних проблем, – осадил меня Стойя, который, видимо, решил, что я собираюсь противиться аресту. – Главный врач придет через несколько минут и решит насчет перевода.

Его слова меня не интересовали. Я кивнул, но это была реакция на вторую фразу Йолы:

– Пожалуйста, папа, ни слова. Иначе он меня убьет.

ОН?

Йола хрипло шептала, словно потеряла голос из-за тяжелой простуды. Так она обычно сипела, когда много плакала или когда у нее что-то болело. Я пытался абстрагироваться от конфликта, вновь разгорающегося между Тоффи и Стойей, и сконцентрироваться на своей дочери, которой хотел задать сразу десятки вопросов:

Где ты? Как ты? Что с тобой сделали? Кто это «он»? И самое важное: что, черт возьми, мне нужно сделать, чтобы снова обнять тебя?

Но вместо вопроса из моего рта вырвался только жалобный стон. Страх за Йолу трансформировался. Еще несколько секунд назад меня мучила неизвестность, а сейчас уже парализовала уверенность, что Йоле угрожает смертельная опасность.

– Рядом со мной сидит мужчина с пистолетом, – сказала она. – Он застрелит меня, если ты издашь хотя бы один звук и не выполнишь все, что я прочитаю с листка, который он мне дал.

Боже праведный! Я моргнул и зажмурился. Снова открыл глаза. Йола шмыгнула носом, ее голос стал громче.

– Открой ящик туалетного столика!

Я посмотрел налево, в сторону серой тумбочки на колесиках, на которой стоял кнопочный телефон и пустой почкообразный тазик из бумаги. Спор, в который вмешалась уже и Ким – «Да нас всех интересует, что случилось!», – словно переместился за акустическую завесу и доносился до меня лишь в виде приглушенного бормотания. Зато голос Йолы звучал все увереннее, хотя в нем по-прежнему слышался безграничный страх.

О господи, неужели это… нет… этого просто не может быть.

Я открыл ящик тумбочки и не поверил своим глазам.

– Достань ее! – приказала мне дочь.

Тоффи подозрительно покосился на меня, но затем снова повернулся к Стойе, которого не интересовало, что я дотянулся до тумбочки. В связи с чем я мог абсолютно беспрепятственно смотреть на предмет, который Йола уже во второй раз велела мне взять в руку. Если до этого у меня и были определенные подозрения о безысходности положения, то сейчас они окончательно исчезли.

Этого не может быть…

Йола непременно умрет, если я буду противиться этим дистанционным приказам. Так что я подавил внутреннее желание довериться другим и попросить о помощи.

И сунул руку в ящик.

Одновременно открыл рот и произнес то, что поневоле диктовала мне Йола. Слово в слово я повторил:

– Можете больше не искать Йолу. Она в моей власти, и я ее убью.

Слова разорвались в воздухе, как новогодние петарды.

Тоффи, Стойя и Ким повернули ко мне головы, потрясенные, уставились на меня и только после секундного оцепенения заметили ручную гранату, которую я протягивал в их сторону.

ЙОЛА

«И вас я тоже убью, если вы приблизитесь ко мне».

Йола услышала, как ее отец повторил и это предложение, которое она вынудила его произнести. Его голос звучал глухо, издалека, словно он говорил через тряпку.

Она сидела на полу в позе лотоса, привязанная спиной к деревянному столбу, в ногах лежала оранжевая радиостанция, которая напоминала водонепроницаемую переносную рацию, которая всегда висела на поясе у ее тренера по плаванию. Видимо, она работала в непрерывном режиме, потому что из динамика раздавались суетливые голоса. Двое мужчин и женщина, которая напоминала ее мать, перекрикивали друг друга:

– Ты спятил?

– Что это?

– Господи… положи эту чертову штуковину!

– Спокойно, господин Роде, только спокойно!

Отец Йолы выполнял указание. Он не произносил больше ни звука.

– Слева от тебя стенной шкаф. – Йола продолжала считывать текст, напечатанный с широкими межстрочными интервалами. Листок в ее руках дрожал. Удивительно, но голос при этом оставался спокойным. Намного спокойнее, чем пламя свечи в полуметре от нее – единственный источник света в этой темнице без окон.

Час назад неизвестный, лица которого Йола не видела, потряс ее за плечо и разбудил. Сначала она кричала, потом сильно плакала, заметив толстую, как судовой канат, веревку, которой была привязана к этому столбу. Сейчас ее состояние можно было бы описать словом «одеревенение» или, еще лучше, «онемение», как последний раз у зубного врача, когда ей сделали обезболивающий укол, только сейчас Йола ощущала дискомфорт не только в щеке, но почти во всем теле.

Йола сглотнула. Еще немного – и она наделает в штаны. Ее мочевой пузырь распирало, как всегда, когда она испытывала страх.