Герхард Гауптман - Заложница Карла Великого

(Герзуинда, заметив Беннита, спешит к нему, бросается в его объятья и целует его, видимо радуясь свиданию)

БЕННИТ (королю) . Взгляни туда!

КАРЛ (долго глядя с изумлением на Герзуинду) . Как, ты… Так это Герзуинда?

БЕННИТ. Да, государь.

КАРЛ (тем же тоном) . Верно. Герзуиндой ты звалась. (Обращаясь к настоятельнице) Что все это значит? Герзуинда!

ГЕРЗУИНДА. Что, государь?

КАРЛ. Меня ведь знаешь ты. (Герзуинда утвердительно качает головой и Карл продолжает) Я расскажу тебе, что было, Рорико. Недавно, я разрешил себе короткий отдых, устав грамматику твердить. И для того, чтобы проверить усвоенные званья, я в монастырской школе вздумал на время стать учителем. Пришел всезнающим я в школу к ученицам. И вдруг… Печально из огня да в полымя попасть! Моя гордыня была посрамлена, Герзуинда знала многим больше, чем тогда я знал, чем знаю теперь и буду знать во веки. Не ослепи меня сиянье ярче, чем блеск серпов в день жатвы, чем блеск мечей в сраженьи, мной легко бы гнев и зависть овладели. Ну а теперь скажите: что произошло?

НАСТОЯТЕЛЬНИЦА. Она бежала! Свершила неслыханную дерзость, государь, и убежала – в награду за любовь, за терпеливые заботы наши, за мольбы о ней, что горячо мы возносили к небу ежечасно. За это все в отплату она бежала. Ты видишь, государь, стою я пред тобой, ломая руки. Горе, которое она нам причинила, разбило сердце мне. Чем я это заслужила? Не слушала она, когда Спаситель звал ее – а первому призыву дьявола сейчас взяла.

КАРЛ. Успокойтесь! расскажите, как и почему она бежала?

(Настоятельница не может удержать рыданий которые мешают ей говорить; тогда первая сестра, монастырская ключница, выступает и говорит за нее)

СЕСТРА КЛЮЧНИЦА. Позвольте мне вам рассказать. Она спустилась ночью по стене, заросшей виноградом, на грядку мальв в саду – уж лучше умолчу, в какой одежде; двор пробежала, перелезла через забор, по стволу дерева вниз соскользнула. Ее увидел и окликнул сторож. Но она, оскалив зубы, как он говорит, так крикнула, как мышь летучая из преисподней. От страха он ее не задержал. Прости его Господь!

ЭРКАМБАЛЬД. Передайте без лишних слов то, что я вам сказал. Тут случай именно такой… Ведь сказано: обвестесь зеркалами, и василиск умрет, свое увидев отраженье. Верьте тому, что я сейчас скажу: жила на свете женщина одна и зачала в пятнадцать лет от Асмодея – а зачав ребенка, обрекла его отцу. Та женщина – мать Герзуинды. Взгляните на нее. Иль лучше, не глядите. В её глазах есть что-то, от чего тускнеет зеркало. Подумайте, за что наш государь, великий Карл, ее хвалил: за мудрость, за то, что не по-детски умна она. Испугала она его, властителя народов! Теперь вы образумились, мать настоятельница, но прежде были во власти её бесовских чар. От вас я знаю многое про дикий нрав её, в котором видна власть дьявола. Ведь мы уж тридцать лет с саксонцами воюем – так неужель предположить возможно, что праздны их злые боги, что денно и нощно не думают они о том, как сокрушить Господне царство и Его святую церковь?

БЕННИТ. Смотрите – похожа разве она на дьяволицу? О, государь, верни свободу ей! Коль соловья ил зяблика лишить свободы, конечно крыльями начнут они неистово о прутья клетки биться – чему тут удивляться? Так и она душой к своим, ко мне и к братьям рвется – ко всей родне далекой. Дудочки ей хочется по-прежнему срезать с бузинного куста, вдвоем с гусятником, иль мчаться, волосы по ветру распустив, на быстрой лошади чрез рытвины и камни, вдыхая вольный воздух. Вот, что ей любо! Приручайте, монахини, зверей, в плену рожденных. Они привыкли к рабству. А кто рожден свободным – тот не покорится!

КАРЛ (поглядев твердо и пристально на Беннита и на Герзуинду, говорит Бенниту с полным спокойствием) . Откажись от Герзуинды!

БЕННИТ (пораженный) . Что ты сказал?

КАРЛ (спокойно, но с властной твердостью, не допускающей возражения) . Герзуинда останется на вашем попечении, монахини почтенные. Но вы должны мне поручиться, что строже, чем до сих пор, за нею будете следить. Беннит оставит город. Ты, жалобщик, иль будешь за чертою Аахена до завтрашней зари, иль голову тебе отрубит меч палача. Что ж касается владений, о которых ты споришь тут с моими судьями, то обещаю строгий и правый суд тебе. Иди домой и мирно жди решенья!

БЕННИТ. Прощай, племянница! Иди! Иди по доброй воде. Еще видны на нежной коже следы жестоких кулаков, недавно силой вырвавших тебя из рук моих. Ступай!.. бессилен я и всякую надежду потерял. Оставь меня! Сама неси, как можешь, свою судьбу. Помочь тебе не в силах я!

(Он отталкивает Герзуинду, которая с тихим плачем прижалась к нему, и быстро выбегает. Монахини окружают Герзуинду. По знаку Карла, Рориво быстро выводит женщин; вместе с ними уходит капелян и остальные слуги)

ЭРКАМБАЛЬД (взяв восковую дощечку, висящую у пояса) . Теперь, когда покончен ничтожный спор решеньем твердым мудрости испытанной твоей, о многом ином мне долг велит тебе напомнить. Много не свершенного еще решенья ждет и дел. Во-первых, ты хотел на римлян ополчиться, чтоб прекратить позорный торг, чтоб больше христиан не продавали в рабство сарацинам. Хотел ты также в Брюле побывать. И вот еще: из королевских ферм привезен сбор яблок. Ты хотел сам посмотреть и с фермерами потолковать. Из Штейгервальда…

КАРЛ. Довольно! Удержи все это в памяти. Потом напомнишь мне.

ЭРКАМБАЛЬД. Пипин, твой сын…

КАРЛ. Потом! Оставь меня теперь. (Эркамбальд, изумленный, тихо отступает, едва заметно покачав головой и удаляется; Карл, погруженный в раздумье, стоят несколько времени неподвижно у окна, затем говорит, повысив голос) Рорико!

РОРИКО (подходя к нему) . Что, государь?

КАРЛ. Что я хотел сказать?.. Ах да, призвать хотел я дочерей… Иль нет, хочу вдвоем с тобой охотиться; потом пойдем в источнике горячем искупаться. День сегодня, как видно, будет пасмурный.

РОРИКО. Нет, государь. День солнечный и ясный.

КАРЛ (задумчиво) . Светла как месяц, и лицо святой! Ты раньше не видал ее?

РОРИКО. Я, государь?.. Нет…

КАРЛ. Где видел ты ее?

РОРИКО. Я?.. Право, мне трудно в точности сказать… И наконец, я ошибаюсь; может быть, я никогда ее не видел.

КАРЛ. Послушай, Рорико: когда мой взор, уже уставший – я слишком много глядел вот этими двумя глазами, что с юности и до сих пор без отдыха служили мне, и ночью, когда другие спали, а я свет снова зажигал… Что я хотел сказать? Ах да: когда мой взор встречает такую, как у этой девочки, головку, ему отрадно: он тает, молодеет, блуждая по светлой ниве, и сердце старое в груди мне молодит. Ты понимаешь это?

РОРИКО. Почти что понимаю, государь.

КАРЛ. Почти? Ну хорошо, с меня довольно, – пускай почти!.. Нет, Рорико, пойми меня вполне. Ведь для того тебя приблизил я к себе. Золото волос на голове ребенка… Сеть невинности из нитей золотых, тончайших… Не чудо ль это?