Уинфред Шарлау - Кредит на революцию. План Парвуса

Постоянно нуждавшийся в деньгах Гельфанд учредил летом 1902 года «Издательство славянской и северной литературы» (Verlag slawischer und nordischen Literatur). Идея, которая должна была обогатить издателя, основывалась на том, что Россия не подписала Бернскую конвенцию 1896 года по охране авторских прав. Русские писатели не подпадали под ее защиту, их произведения можно было свободно публиковать за границей и не делать авторам никаких отчислений. Гельфанд предложил издавать русских литераторов малыми тиражами – сто экземпляров, – на основе чего можно было бы защищать в Западной Европе их авторские права. Гельфанд, благоразумно оставшись на заднем плане, сделал руководителем нового издательства своего друга Юлиана Мархлевского.

Друг Гельфанда со студенческих времен Мархлевский работал с ним с 1896 года. Мархлевский родился в Польше в том же году, что и Гельфанд, и идеально дополнял друга. По природе дипломатичный, обходительный, Мархлевский позже весьма успешно улаживал споры, возникавшие в польской партии. В то время как Гельфанд генерировал идеи и разрабатывал планы, Мархлевский спокойно, четко и упорно трудился. Он умел спускать Гельфанда на грешную землю, когда у того излишне разыгрывалось воображение. Мархлевский понимал, что создать издательство – это только полдела, главное – удержать его на плаву. Он был для Гельфанда другом, партнером и директором-распорядителем в одном лице.

Издательство на редкость удачно стартовало. Первое предприятие – открытие пролетарского русского писателя Максима Горького западноевропейской публике – принесло сенсационный успех. Летом 1902 года Гельфанд даже отважился нелегально съездить в Россию, чтобы встретиться с Горьким. На железнодорожной станции в Севастополе, на берегу Черного моря, писатель дал полномочия издателю защищать его авторские права в Западной Европе. Они договорились о том, что Горький будет получать двадцать процентов от сумм заграничных гонораров; остальные деньги (за небольшим вычетом) предназначались русским социал-демократам. Гельфанд подписал соглашение от имени своего издательства, а Горький от русского агентства «Знание», которое ведало финансовой стороной его литературной деятельности [104] См.: Горький М. Ленин. М., 1931. С. 7. .

Заключив соглашение, Гельфанд с Мархлевским тут же приобрели последнюю пьесу Горького «На дне». Спустя несколько недель пьеса, поставленная в театре Макса Рейнхарда в Берлине, имела огромный успех. И это было только начало. Пьеса в постановке Рейнхарда прошла более пятисот раз – с аншлагом. Аналогичным образом дело обстояло и в других городах Германии.

Но это был первый и последний финансовый успех издательского дома Гельфанда. Доход от пьесы вскоре был израсходован: частично, чтобы покрыть убытки Verlag slawischer und nordischen Literatur, частично на личные нужды Гельфанда. Ни Горький, ни РСДРП не получили от Гельфанда ни копейки [105] Вот что рассказывает в очерке «Ленин» сам пролетарский писатель: «К немецкой партии у меня было «щекотливое» дело: видный ее член, впоследствии весьма известный Парвус, имел от «Знания» доверенность на сбор гонорара с театров за пьесу «На дне». Он получил эту доверенность в 1902 году в Севастополе, на вокзале, приехав туда нелегально. Собранные им деньги распределялись так: 20 % со всей суммы получал он, остальное делилось так: четверть – мне, три четверти – в кассу с. – д. партии. Парвус это условие, конечно, знал, и оно даже восхищало его. За четыре года пьеса обошла все театры Германии, в одном только Берлине была поставлена свыше 500 раз, у Парвуса собралось, кажется, 100 тысяч марок. Но вместо денег он прислал в «Знание» К.П. Пятницкому письмо, в котором добродушно сообщил, что все эти деньги он потратил на путешествие с одной барышней по Италии. Так как это, наверно, очень приятное путешествие лично меня касалось только на четверть, то счел себе вправе указать ЦК немецкой партии на остальные три четверти его. Указал через И.П. Ладыжникова. ЦК отнесся к путешествию Парвуса равнодушно. Позднее я слышал, что Парвуса лишили каких-то партийных чинов, – говоря по совести, я предпочел бы, чтоб ему надрали уши. Еще позднее мне в Париже показали весьма красивую девицу или даму, сообщив, что это с нею путешествовал Парвус. «Дорогая моя, – подумалось мне, – дорогая». М. Горький. Полн. собр. соч. М., 1974. Т. 20. С. 10–11. (Примеч. пер.) .

Какое-то время все было тихо, но во время революции 1905 года Горький и большевики вспомнили о Гельфанде, и разгорелся скандал. От Гельфанда потребовали отчет, но никаких денег у него уже не было. Встал вопрос о личной и финансовой нечистоплотности Гельфанда.

После того как издательство столкнулось с трудностями, по словам Гельфанда, из-за «неблагоприятно сложившихся деловых отношений», он тут же потерял к нему интерес. Октябрь 1905 года стал кульминационной точкой революции в России, и Гельфанд собрал вещи и уехал из Мюнхена в Санкт-Петербург, предоставив расхлебывать заваренную им кашу Мархлевскому; тому ничего не оставалось, кроме как объявить себя банкротом.

Гельфанд поступил безответственно. В этом случае явственно проявились его недостатки: отсутствие стойкости и абсолютное неуважение к друзьям и коллегам. Он рассматривал человеческие отношения исключительно с утилитарной точки зрения. Не раздумывая, он пожертвовал дружбой с Мархлевским ради собственного благополучия. Гибель издательства в один момент оборвала пятнадцатилетнюю дружбу, и Мархлевский так никогда и не смог простить Гельфанда.

Некоторые черты характера Гельфанда имели гибельные последствия не только для его друзей, но и для семьи. Личная жизнь, как и дело о неплатежах, превратилась в источник серьезных проблем. Семейная жизнь была особо уязвимым местом, и бывшие друзья, посвященные в его личные дела, нередко подвергали Гельфанда резкой критике. Историю личной жизни Гельфанда удалось почерпнуть в основном из информации, содержавшейся в нападках бывших друзей, и из его ответных ударов.

Гельфанд рано женился, по всей видимости, вскоре по приезде в Германию. Один из его товарищей рассказал, что жена была русской, акушеркой. Много лет спустя Гельфанд написал, что его жена пережила вместе с ним многие превратности судьбы, в том числе высылку в 1893 году из Пруссии, а еще через пять лет из Саксонии [106] Парвус. Philister uber mich («Филистимляне вокруг меня») // Колокол. 1919. Т. 2. С. 1335. . И добавлял, что после рождения сына их отношения с женой стали портиться. Все началось еще перед его поездкой с Леманом в Россию в 1899 году. Жена и сын дожидались приезда Гельфанда в Мюнхене. В этой квартире, находившейся в Швабинге, Гельфанд провел единственный спокойный промежуток своей семейной жизни; у него находилось время вести переписку с друзьями, общаться с женой и маленьким сыном. Ленин и Крупская хорошо знали эту семью, бывали в их квартире в Швабинге. Возможно, Гельфанд с женой вместе пережили много трудностей, но эти трудности не сплотили их. В 1904 году они развелись. Позже, пытаясь отбиться от обвинений в безответственности, Гельфанд заявил, что выплачивал жене 200 марок в месяц, на тот момент половину своих доходов, правда, недолго. Осенью 1905 года он уехал в Санкт-Петербург. После его отъезда у бывшей жены начались финансовые проблемы, и Карл Каутский стал ежемесячно отправлять ей 50 марок.