Пьер Жильяр - При дворе Николая II. Воспоминания наставника цесаревича Алексея. 1905-1918

17 октября из Санкт-Петербурга наконец прибыл профессор Федоров. Вечером мне удалось лишь мельком увидеть его. Он выглядел очень озабоченным. Назавтра был день ангела Алексея Николаевича. По этому случаю была проведена церковная служба, но более никаких праздничных мероприятий не планировалось. Все без исключения следовали примеру их величеств и всеми силами пытались скрыть свою обеспокоенность и даже тревогу.

19 октября у больного резко поднялась температура. Во время обеда императрица послала за профессором Федоровым. 20 октября Алексею Николаевичу стало еще хуже. Однако на обеде присутствовало несколько гостей. На следующий день граф Фредерикс попросил у императора разрешения опубликовать бюллетень о состоянии здоровья наследника престола. В тот же день первый бюллетень был отправлен в Санкт-Петербург.

Таким образом, потребовалось вмешательство высшего сановника двора, чтобы было решено признать серьезность положения Алексея Николаевича.

Почему царь и царица подвергли себя этой мучительной процедуре? Почему они заставляли себя появляться среди гостей с улыбками на лице, в то время как их единственным желанием было неотлучно находиться рядом со своим тяжелобольным сыном? Причина тому была проста: они не хотели, чтобы мир узнал о природе болезни наследника, и считали это, как я уже смог убедиться, государственной тайной.

Утром 22 октября у цесаревича температура поднялась до 40 градусов. Однако к полудню боли постепенно уменьшились, и доктора смогли приступить к более тщательному обследованию больного, который ранее категорически отказывался от этого под предлогом невыносимых страданий.

В три часа пополудни в лесу был отслужен церковный молебен. На нем присутствовали крестьяне из соседних областей.

Начиная с предыдущего дня дважды в день возносились молитвы за здоровье наследника престола. Поскольку в Спале не было церкви, в парке вскоре после нашего приезда разбили палатку с переносным алтарем. Там днем и ночью нес службу священник.

Через несколько дней, в течение которых нас всех мучили дурные предчувствия, наступил кризис, после чего здоровье цесаревича постепенно пошло на поправку. Это был очень долгий и медленный процесс. Однако мы чувствовали, что повод для беспокойства не исчез, хотя перемены к лучшему были налицо. Поскольку состояние больного требовало постоянного наблюдения врачей, профессор Федоров послал за доктором Деревенько. [5] Этот человек был однофамильцем Деревенко, матроса, о котором я уже упоминал на страницах этой книги, что явилось причиной многих недоразумений. С тех пор он неотлучно находился при цесаревиче. В это время в газетах очень много писали о болезни юного наследника, причем теории выдвигались самые невероятные. Я лично узнал правду несколько позже – из уст самого доктора Деревенько. Данный кризис был вызван падением Алексея Николаевича в Беловежской Пуще. Пытаясь выйти из лодки, он ударился о ее борт левым бедром, что вызвало обильное внутреннее кровотечение. Он уже поправлялся, когда неосторожное поведение в Спале внезапно осложнило ситуацию. В паху образовалась опухоль, которая чуть не спровоцировала серьезную инфекцию.

16 ноября уже можно было думать о том, чтобы с величайшей осторожностью, но без риска для жизни перевести ребенка из Спалы в Царское Село. Там императорская семья и провела всю зиму.

Состояние Алексея Николаевича требовало постоянного врачебного наблюдения. После болезни в Спале у него временно атрофировались нервы левой ноги, из-за чего он ее не мог самостоятельно вытянуть. Был необходим массаж и ортопедические упражнения, и со временем все это позволило вернуть ноге былую гибкость и подвижность.

Не стоит даже и говорить, что при этих обстоятельствах я и думать не мог о возобновлении занятий с цесаревичем. Так продолжалось до лета 1913 года.

Обычно каждое лето я ездил в Швейцарию. Но в тот год императрица сообщила мне перед отъездом, что по возвращении я стану наставником Алексея Николаевича. Известие породило во мне смешанное чувство радости и беспокойства. Я был горд, что мне оказали столь высокое доверие, но, честно говоря, побаивался сопряженной с ним ответственности. Я чувствовал, что не имею морального права отказываться от столь почетной и трудной задачи, поскольку при данных обстоятельствах я мог воздействовать (хотя бы немного) на интеллектуальное развитие мальчика, который в один прекрасный день станет правителем одного из мощнейших государств Европы.

Я вернулся в Петербург в конце августа. Императорская семья была в это время в Крыму. Я получил соответствующие инструкции от управляющего императорским двором и отправился в Ливадию, куда прибыл 3 сентября. Когда я увидел Алексея Николаевича, он был очень бледен и худ. Его состояние все еще оставляло желать много лучшего. Он принимал горячие грязевые ванны, которые врачи прописали ему и которые считал очень утомительными.

Естественно, я ждал вызова императрицы, желая получить лично от нее все указания и пожелания относительно моей работы. Однако на обедах она не присутствовала, да и вообще ее не было видно. Через Татьяну Николаевну она лишь проинформировала меня, что, пока продолжается курс лечения, о регулярных занятиях с Алексеем Николаевичем не может быть и речи. Она также хотела, чтобы мальчик привык ко мне, поэтому просила меня сопровождать его на прогулках и вообще проводить с ним как можно больше времени.

После этого у меня состоялся длительный разговор с доктором Деревенько. Он сообщил, что наследник страдает гемофилией – наследственным заболеванием, которое передается из поколения в поколение по женской линии, но только мальчикам. Он также сказал мне, что малейшая царапина может привести к смерти мальчика, поскольку его кровь не сворачивается, как у нормальных людей. Более того, стенки его вен и артерий столь тонки, что любой удар может спровоцировать их разрыв и вызвать обильное кровотечение.

Вот такой ужасной болезнью страдал Алексей Николаевич. Его жизнь была под постоянной угрозой. Падение, носовое кровотечение, простой порез – пустяки для обычного ребенка – могли закончиться для него самым фатальным образом. Все, что можно было сделать в этой ситуации, – это неусыпно держать его под присмотром, особенно в раннем детстве, [6] Примерно 85 процентов больных гемофилией умирают в раннем детстве и юности. С возрастом риск смертельного исхода уменьшается. И это легко объяснимо. Взрослый человек знает, как соблюдать необходимые меры предосторожности, поэтому случаи травм довольно редки. Хотя гемофилия – болезнь неизлечимая, это не мешает многим больным ею доживать до вполне почтенного возраста. Дети Алексея Николаевича не были бы подвержены этой болезни, так как она передается только по женской линии. и по возможности не допускать никаких происшествий или несчастных случаев. Именно поэтому по совету докторов к нему были приставлены бывшие матросы Деревенко и Нагорный в качестве личного слуги и телохранителя соответственно. Они по очереди неотлучно находились при нем.