Юлия Кантакузина - Революционные дни. Воспоминания русской княгини, внучки президента США. 1876-1918

Вскоре после этого произошел еще один приятный сюрприз. Совершенно неожиданно я получила письмо от старшей фрейлины вдовствующей императрицы, где говорилось, что герцогиня Камберленд написала письмо с просьбой к ее величеству оказать любезность и принять меня, поскольку та была дружна с моими родителями в Вене. В результате одним прекрасным утром меня пригласили на аудиенцию в Аничков дворец, резиденцию императрицы-матери, и она проявила присущую ей любезность.

Новость об этом нарушении порядка скоро распространилась повсюду, и, как только с представлениями было покончено, я стала получать приглашения на придворные торжества и отныне прекрасно проводила время. Конечно, оказанная мне особая честь вызвала шум, поскольку некоторые женщины, оказавшиеся в подобном положении, годами ждали на обочине, когда судьба предоставит им возможность завоевать признание, в то время как меня повсюду приглашали и я чрезвычайно весело проводила время.

На этом мое везение не закончилось. Во-первых, положение моего мужа упрочилось благодаря тому, что он установил дружеские отношения с некоторыми из молодых великих князей. Великая княгиня Мария устроила для нас небольшой обед, чтобы я смогла все это узнать. В тот вечер на прием пришел герцог Эдинбургский, брат короля Эдуарда VII; встретив там меня, он рассказал всем присутствующим историю моей семьи и о своем давнем знакомстве с моим дедом. После его рассказа все присутствовавшие надолго запомнили историю моего происхождения, что еще больше облегчило мой путь в светское общество.

Будучи молодой и энергичной и имея подобное покровительство, я испытывала желание угодить своим новым соотечественникам и была готова немедленно занять место среди молодых замужних дам императорской столицы.

Однако, говорят, молодая императрица, увидев меня, неодобрительно высказалась по поводу моего бального платья с глубоким квадратным вырезом вместо классического придворного декольте. Это незначительное изречение повторялось и преувеличивалось до тех пор, пока не превратилось в суровую критику в мой адрес и американских манер в целом. Через неделю все это кончилось ничем, но тогда это принесло мне известность и вызвало ко мне сочувствие. Я конечно же воздерживалась от жалоб, но тот факт, что на многих присутствовавших дамах были надеты платья с таким же квадратным вырезом, как мой, поскольку прием у великой княгини считался частным балом, привел к тому, что удар, нацеленный на беспомощную иностранку, обернулся в мою пользу.

Впоследствии я обнаружила, что в отношениях между петербургскими аристократками и молодой императрицей существует какое-то напряжение. Оно возникло сразу же по приезде ее величества и быстро разрасталось, поощряемое гнусными интриганами, стремившимися использовать императрицу в своих целях. Использовав инцидент с моим платьем, четыре или пять молодых женщин на следующий придворный бал намеренно надели платья с квадратным вырезом, а когда суровые замечания императрицы стали повторяться в городе, виновницы принялись энергично защищаться. Начались сплетни и обиды, казавшиеся забавными и нелепыми, но они продемонстрировали, откуда уже тогда, в 1901 году, дул ветер.

Мои первые годы в Петербурге до начала Японской войны [40] Русско-японская война началась с нападения японцев на Порт-Артур (южная оконечность Ляодунского полуострова) 8 февраля 1904 года и закончилась Портсмутским мирным договором в августе 1905 года; сражения велись за российские морские владения на Дальнем Востоке. были самыми блестящими со светской точки зрения. Императрица-мать не часто появлялась при дворе, но, когда появлялась, занимала первое место. Беседа ее была такой же веселой и милой, как она сама. Она умела сделать так, чтобы в ее обществе люди чувствовали себя непринужденно, казалась очень человечной и женственной, вдохновляя человека на лучшее. Ее манеры в точности напоминали манеры сестры, герцогини Камберленд, и мне казалось, будто я знала ее всегда.

Однажды ее доброе отношение и такт спасли меня в тягостной и ложной ситуации, в которую я попала из-за немецкого кронпринца. Последний приехал с недельным визитом, насколько я помню, в 1902 году. Это было в то время, когда немецкий император пытался склонить на свою сторону нашего императора и когда он настойчиво напоминал о том, что наша молодая императрица – его двоюродная сестра; и мать кайзера, и мать нашей императрицы были дочерьми королевы Виктории: старшая дочь английского короля и Алиса Английская.

Немецкий кайзер придумал план отправить своего старшего сына, тогда все еще неженатого, в Россию, чтобы проинспектировать полк, почетным командиром которого был Вильгельм II, и провести неделю при дворе. Наш император прикомандировал к кронпринцу троих офицеров и нескольких секретарей. Во главе этой группы стоял старый князь Долгорукий, один из «генерал-адъютантов» императора, кроме того, «генерал императорской свиты». А поскольку гость был молодым, спортивным, не говорил по-русски и не хотел говорить по-французски, в качестве сопровождающих были избраны мой муж и адъютанты его величества.

Кантакузин, один из лучших в России наездников и сильный игрок в поло, привлек внимание молодого Вильгельма. Беседу они всегда вели по-английски, этот язык Вильгельм любил и говорил на нем с легкостью. Они с мужем прекрасно поладили.

После первого придворного обеда и дневного официального приема в немецком посольстве кронпринц, к несчастью, тяжело заболел инфлюэнцей. По этому случаю отменили придворный бал. Бал в немецком посольстве состоялся без него. Старый великий князь Михаил [41] Михаил Николаевич (1832—1909) – великий князь, двоюродный дед Николая II. тоже не отменил своих приглашений, и кронпринц, к счастью для себя, смог прийти.

Помимо членов императорской семьи и их придворных, присутствовали веселые сверхмодные молодые замужние дамы с лучшими из великолепных офицеров-холостяков гвардейского полка в качестве партнеров в танцах. Члены германского посольства пришли в полном составе и были единственными приглашенными дипломатами. Женатыми были только посол и граф Люттвиц, военный атташе. Про графиню Альфенслебен говорили, будто она была интимной подругой немецкого кайзера. Она выглядела старой и некрасивой, одевалась ужасно, отличалась неприятными манерами и делала все по установленным правилам. Волосы ее были зачесаны наверх и закреплялись с помощью какой-то зеленой конструкции, которую мы, непочтительная молодежь, называли теннисной сеткой. Она легко раздражалась и пыталась нам указывать.

Маленькая жена Люттвица, американка по происхождению, настолько «онемечилась», что разговаривала на языке своей матери, строя фразы по немецким конструкциям, и по-английски называла своего мужа «my man»! Люттвиц не пользовался у нас любовью, и мы всегда сочувствовали его жене, но ее привязанность ко всему немецкому стала действовать на нервы даже тем из нас, кто, как и я, пытался проявлять любезность по отношению к ней поначалу.