Евгений Румер - Центральная Азия: взгляд из Вашингтона, Москвы и Пекина

Американские и среднеазиатские лидеры совпадали в том, что общей целью должна быть стабильность. В Соединенных Штатах, однако, общее мнение было таково, что в интересах долгосрочной стабильности среднеазиатские правительства должны отвергнуть статус-кво и приступить к программе широких, длительных и систематических изменений, которые приведут к преобразованию экономики, общества и политического порядка. Иными словами, речь шла об изменениях, задуманных американским политическим сообществом и схематично намеченных в пяти пунктах Джеймса Бейкера, которые пообещали осуществить местные элиты сразу после развала Советского Союза.

Для местных элит, однако, «стабильность через изменения» была всего лишь оксюмороном. Они видели в этом явное противоречие, источник опасности и угрозы для того, что они ценили больше всего, – для статус-кво, для стабильности и благополучия их личной власти. Они сумели выжить в нелегком окружении, они видели, как в кровавой грызне бывших бойцов за свободу погиб Афганистан, как в 1990-х соседний Таджикистан погрузился в пучину кровавой гражданской войны (после которой до сих пор так и не оправился), они были свидетелями того, как под тяжестью либерализации и реформ распался Советский Союз, и эти выученики советской политической школы, ставшие президентами независимых государств, были не склонны принять заверения американцев, что свобода приведет к стабильности и процветанию.

Более того, по мере укрепления своих режимов среднеазиатские лидеры уверились в том, что лично они совершенно необходимы для стабильности и безопасности своих стран и региона в целом. Даже киргизский президент Аскар Акаев, сумевший достойно победить на демократических выборах, не ограничился установленным конституцией сроком и продлил его, использовав изменения в конституции, пробелы в законодательстве и фальсификацию выборов.

Соединенные Штаты попали в хорошо знакомое затруднительное положение, в котором предстояло использовать скомпрометированные режимы для достижения своих стратегических целей. Ситуацию усугублял тот факт, что реформы были неотъемлемой частью жизненно важной задачи – борьбы США с терроризмом. План реформ был оправданием для вовлечения США в дела этого региона после развала Советского Союза. Но за первое десятилетие после этого Среднеазиатский регион ни на шаг не продвинулся в осуществлении реформ.

С позиций американской национальной стратегии борьбы с терроризмом ситуация выглядела еще безнадежнее. Режимы, на которые Соединенным Штатам предстояло опереться в борьбе с террористами, были теми самыми режимами, которым в конечном итоге предстояло бросить вызов, чтобы ликвидировать питательную почву терроризма. Если коротко, американские государственные деятели и аналитики были согласны в том, что без реформ и изменений в Центральной Азии тактические партнеры в войне с террором со временем станут их стратегическими противниками.

Для местных элит высшим приоритетом была и остается стабильность их режимов как в ближайшей, так и в самой отдаленной перспективе.

Особенно остро различие между американским и среднеазиатским подходами проявилось в вопросе о политической преемственности. С точки зрения американцев, смена лидеров есть дело необходимое и полезное, а вот среднеазиатские элиты, напротив, хотели бы любой ценой избежать этого. Революция роз в ноябре 2003 г. привела не только к смещению засидевшегося в кресле президента Грузии Эдуарда Шеварднадзе, но и породила волну цветных революций – оранжевую на Украине и тюльпанов в Киргизии. Цветные революции стали источниками мощной ударной волны, прокатившейся по всем бывшим советским территориям, включая Центральную Азию.

Политическая преемственность и цветные революции стали в Центральной Азии самыми животрепещущими политическими вопросами. В конце концов, рано или поздно любой лидер уходит. Когда среднеазиатские лидеры впервые задумались о смысле революции роз, все, кроме одного (президента Таджикистана Эмомали Рахмонова), уже превзошли среднюю продолжительность жизни в регионе (около 60 лет для мужчин). Смена поколений в политике – это всего лишь дело времени. Вопрос только один – как. Угроза цветных революций лишала спокойствия лидеров, достигших зрелости в советское время и, по большей части, ставших правителями своих республик еще до развала Советского Союза.

Революция тюльпанов в Киргизии в марте 2005 г. только усилила нервозность лидеров и их решимость всеми средствами держаться за власть. Есть ирония в том, что в период нахождения у власти Аскар Акаев, первый президент Киргизии, был наименее насильственным из всех среднеазиатских лидеров. Акаев терпимо относился к оппозиции и допускал значительную независимость средств информации; выборы, в отличие от других стран региона, не были полностью фальсифицированными. У бывшего академика Акаева была репутация терпимого и просвещенного лидера, тогда как в других странах региона самодержавно правили бывшие коммунистические аппаратчики.

В марте 2005 г. волна массовых протестов, которая лишила Акаева власти, была воспринята в регионе как свидетельство его неспособности должным образом контролировать страну. К революции привели обвинения в подтасовке результатов парламентских выборов. То, что Акаев позволил оппозиции вынести агитацию на улицы и получить массовую поддержку, поразило других среднеазиатских лидеров как проявление роковой слабости. Среднеазиатские лидеры извлекли из революции тюльпанов очень простой урок – нужно не либеральничать с оппозицией, а усилить и ужесточить контроль.

Смена лидеров – это не новый вопрос для посткоммунистических государств Центральной Азии. Тот факт, что советское поколение лидеров удерживало власть более десяти лет, не значит, что они не задумывались о преемниках. Фактически, их больше всего беспокоит вопрос о будущем лидере, потому что они превыше всего ставят собственную власть и благополучие и делают все возможное, чтобы предотвратить появление нового лидера.

Монополистическая структура власти породила стабильные политические режимы, но при этом есть сомнения в их жизнеспособности и долговременной стабильности. Добравшийся до власти политик изменяет институциональные и конституционные механизмы так, чтобы обеспечить себе политическое долгожительство, но при этом он устраняет потенциальных преемников и уничтожает механизмы, которые могли бы сделать смену власти прозрачным и предсказуемым процессом.

Но неготовность к критическим ситуациям вовсе не означает, что такие ситуации не возникнут. Напротив, она повышает вероятность того, что критические ситуации будут иметь разрушительные последствия. Так что, когда смена власти оказывается неизбежной, отсутствие правил выбора преемника или отсутствие готового преемника в стране вроде Узбекистана, где существует режим личной власти, может привести к массовым беспорядкам и дестабилизации целой страны. Учитывая природу границ в Центральной Азии, где русские и советские властители проводили их без учета исторических традиций и этнической принадлежности населения, подобная дестабилизация может выйти за условные границы государств и охватить весь регион.