Томас Карлейль - Герои, почитание героев и героическое в истории

Ни Лютер, ни его протестантизм не повинны в войнах. За них ответственны те лживые кумиры, которые принудили его протестовать. Лютер поступил, как всякий человек, созданный Богом, не только имеет право поступать, но и обязан в силу священного долга. Он ответил лжи, когда она спросила его: веришь ли в меня? – Нет! Так следовало поступить, во всяком случае, даже не входя в рассмотрение, чего это будет стоить.

Я нисколько не сомневаюсь, что наш мир находится на пути к единению, умственной и материальной солидарности гораздо более возвышенной, чем всякое папство и феодализм в их лучшую пору. Такое единение неизбежно наступит. Но оно может наступить и осуществиться лишь в том случае, если будет опираться на факт, а не на призрак и видимость. До единения же, основанного на лжи и предписывающего людям творить ложь словом или делом, нам, во всяком случае, не должно быть никакого дела. Мир? Но ведь животная спячка – также мир; в зловонной могиле – также мир. Мы жаждем не мертвенного, а жизненного мира.

Отдавая, однако, должное несомненным благам, которые несет с собою новое, не будем несправедливы к старому. Старое также было некогда истинным. Во времена Данте незачем было прибегать к софизмам, самоослеплению и всякого рода другим бесчестным ухищрениям, чтобы считать его истинным. Оно было тогда благом. Мы можем сказать, что сущность его заключает в себе непреходящее благо. Возглас «Долой папство!» был бы безумием в ту пору.

Говорят, что папство продолжает развиваться, и указывают при этом на увеличивающееся число церквей и т. д. Однако подобного рода аргументы следует считать самыми пустыми, какие только когда-либо приводились. Крайне любопытный способ доказательства: сосчитать немногие папские капеллы, прислушаться к некоторым протестантским словопрениям – глухо жужжащей, снотворной глупости, которая до сих пор величает себя протестантской, – и сказать: смотрите, протестантизм мертв, папизм проявляет большую жизнедеятельность, папизм переживет его! Снотворные глупости, и их немало, именующие себя протестантскими, действительно мертвы. Но протестантизм не умер еще, насколько мне известно! Протестантизм произвел за это время своего Гете, Наполеона, германскую литературу и Французскую революцию. Все это – довольно заметные признаки жизненности для всякого, кто не станет с умыслом закрывать себе глаза! Да, по сути говоря, что же еще проявляет в настоящее время жизнь, кроме протестантизма? Почти все остальное живет, можно сказать, исключительно гальванической, искусственной, а вовсе не долговечной и непосредственной жизнью.

Папство может возводить новые капеллы; и благо ему – пусть оно так и поступает до конца. Но папство не может возродиться, как не может возродиться язычество, в котором также коснеют до сих пор некоторые страны. В самом деле, в данном случае происходит то же самое, что и во время морского отлива. Вы видите, как волны колеблются здесь и там на отлогом берегу. Проходит несколько минут, вы не можете сказать, как идет отлив. Но посмотрите через полчаса – где вода, посмотрите через полстолетия – где ваше папство! Увы, если бы нашей Европе не угрожала иная, более серьезная опасность, чем возрождение бедного, древнего папства! И Тор также может делать усилия, чтобы ожить. Самые эти колебания имеют, впрочем, известное значение.

Бедное, старое папство не погибло еще окончательно, как погиб Тор. Оно будет еще жить в течение некоторого времени, оно должно жить. Старое, скажем мы, никогда не погибает, пока все существенно хорошее, заключающееся в нем, не перейдет в практику нового. Пока еще можно делать хорошее дело, придерживаясь римско-католического исповедания, или, что то же, пока можно вести честную жизнь, следуя ему, до тех пор отдельные люди будут исповедовать его и следовать ему, свидетельствуя тем о его жизненности. И оно не будет до тех пор мозолить глаза нам, отвергающим его, пока мы также не усвоим и не осуществим в своей жизни всей истины, заключающейся в нем. Тогда, и только тогда, оно потеряет всякую прелесть для людей. Оно имеет известный смысл и потому продолжает существовать; пусть же оно существует так долго, как только может.

Мы заговорили о войнах и кровопролитиях, наступивших вслед за Реформацией. В каком отношении к ним находится Лютер? Отмечу прежде всего тот замечательный факт, что все эти войны имели место после его смерти. Вызванная им распря не переходила в борьбу с оружием в руках, пока он был жив. По моему мнению, этот факт свидетельствует о его величии во всех отношениях. Крайне редко встречаются люди, которые, вызвав громадное общественное движение, не погибали бы сами, подхваченные его волной! Такова обычная судьба революционеров. Лютер же оставался в значительной степени полновластным господином вызванной им величайшей революции. Протестанты всякого положения и всяких профессий обращались постоянно к нему за советами. Он провел эту революцию мирным путем, оставаясь неизменно в центре ее. Чтобы достигнуть такого результата, человек должен обладать способностями настоящего вождя. Он должен уметь проникать в истинную суть дела при каких бы то ни было обстоятельствах и отважно, как подобает истинно сильному человеку, держаться за нее, чтоб и другие истинные люди могли сгруппироваться вокруг него. Иначе он не сохранит за собою руководящей роли.

Необычайные способности Лютера, сказывавшиеся в его всегда ясных и глубоких суждениях, в его, между прочим, молчании, терпимости, умеренности, представляют весьма замечательный факт ввиду тех обстоятельств, при которых ему приходилось действовать.

Я упомянул о терпимости Лютера. Это была настоящая, неподдельная терпимость. Он различал, что существенно, а что несущественно, оставляя без внимания последнее. Однажды к нему обратились с жалобой, что какой-то реформатский проповедник «не хочет проповедовать без рясы». Хорошо, ответил Лютер, какой же вред причиняет ряса человеку? «Пусть он облачается в рясу и проповедует; пусть облачается, если он находит это удобным для себя!» Его поведение во время дикого разгрома икон в Карлштадте, в деле анабаптистов, Крестьянской войне свидетельствует о благородной силе, не имеющей ничего общего с жестокостью. Благодаря своему верному взгляду он всегда быстро угадывал, в чем дело, и, как человек сильный и правдивый, указывал благоразумный выход, и все люди следовали за ним.

Литературные произведения Лютера характеризуют его с такой же стороны. Правда, диалектика его рассуждений устарела для нашего времени; но читатель до сих пор находит в них какую-то особенную прелесть. И действительно, благодаря грамматически правильному слогу они довольно удобочитаемы до сих пор. Заслуга Лютера в истории литературы громаднейшая – его язык стал всеобщим литературным языком. Хотя нельзя сказать, что его двадцать четыре фолианта in quarto 103написаны хорошо, но они ведь писались спешно, с целями совершенно не литературными. Во всяком случае, я не читал других книг, в которых чувствовалась бы подобная же могучая, неподдельная, скажу я, благородная сила. Лютер поражает вас своей грубой правдивостью, неотесанностью, простотою, своим грубым, без всякой примеси чувством и силой. Он брызжет во все стороны светом. Его бьющие по сердцу идиоматические фразы, кажется, проникают в самую сокровенную тайну вопроса. И вместе с тем – мягкий юмор, даже нежная любовь, благородство, глубина… Этот человек, несомненно, мог бы быть также и поэтом! Но ему предстояло не писать, а делать эпическую поэму. Я считаю его великим мыслителем, на что действительно указывает уже величие его сердца.