Кори Олсен - Хоббит. Путешествие по книге

Главный объект изменений, причиненных приключениями, которые Бильбо, сам того не ведая, зазвал к себе в дом, – это лично Бильбо. Целый комплекс изменений, которые в ходе развития событий происходят с характером Бильбо, – это одна из центральных и наиболее сложных линий во всей книге.

Как я уже говорил, поначалу Бильбо предстает перед нами воплощением спокойного и предсказуемого мира Бэггинсов. В первом разговоре с Гэндальфом устами Бильбо вещает спокойный и приземленный мир хоббичьего житья-бытья. Бильбо объясняет, что он и его соседи – «простой мирный народ, приключений не жалуем». Мотивы, по которым он отвергает приключения, и красноречивы, и смешны: Бильбо говорит, что приключения – «от них одно беспокойство и неприятности, еще, чего доброго, пообедать из-за них опоздаешь». Изначально кругозор Бильбо настолько узок, а точка зрения настолько обывательская, что невольное опоздание к обеду в его вселенной предстает как серьезная опасность. Когда Гэндальф предлагает отправить в поход с приключениями самого Бильбо, хоббит в панике прячется в доме.

Когда же на следующий день мир Гэндальфа, полный приключений, настигает Бильбо уже под его собственной крышей, то Бильбо поначалу тоже реагирует как истинный Бэггинс. Слушая, как Балин, Двалин, Фили и Кили толкуют о гоблинах и драконах, Бильбо не понимает их слова – он даже «не хотел понимать, так как все это отдавало приключениями». Даже когда жилище Бильбо оказывается заполнено и захвачено тринадцатью гномами и магом, Бильбо старается хоть как-нибудь навести вокруг себя порядок, восстановить хоть что-то из перевернутого благополучного мирка, в котором жил. Мы видим, как он сидит на стуле у очага и пытается «делать вид, будто ничего особенного не происходит и с приключениями все это ничего общего не имеет». Будучи добропорядочным Бэггинсом, Бильбо пытается надежно окопаться в привычной обстановке, в своем мирке, даже когда в него уже вторглись приключения.

Однако будем помнить, что в самом Бильбо, да и в хоббичьей жизни в целом, есть много такого, что выходит за рамки степенного бэггинсовского начала. Среди хоббитов есть и такие, кто не придерживается традиционного уклада, нарушает предсказуемость и уклоняется от мирного спокойного житья. К этим хоббитам относится клан Туков, о представителях которого известно, что временами они «пускались на поиски приключений». Семья может сколько угодно стараться «замять это дело», замалчивать столь конфузные и неприличные случаи, но «факт остается фактом: Туки считались не столь почтенным родом, как Бэггинсы». Изгоями хоббичьего общества Туки, однако, не сделались – прежде всего потому, что они баснословно богаты, несомненно богаче почтенных и благополучных Бэггинсов. Рассказчик даже придает Тукам некоторый таинственный блеск и шик, пересказывая слушок о том, «будто давным-давно кто-то из Туков взял себе жену из эльфов (took a fairy wife)» [6] В своих ранних произведениях Толкин часто использовал слова «эльфы» (elves) и «феи» (fairy) как синонимы. Хотя позже он практически всегда употреблял только слово «эльфы», но в «Хоббите» эти два слова еще синонимичны и взаимозаменяемы. – Примеч. авт . . Хотя рассказчик тут же добавляет, что слух совершенно нелеп, у читателя все равно создается представление о том, что в генеалогию Туков в незапамятные времена влилось нечто необычное и волшебное.

Контраст между этими двумя хоббичьими семействами, с которыми мы знакомимся – почтенными Бэггинсами и незаурядными Туками, – очень важен еще и потому, что в самом Бильбо сочетаются оба начала, бэггинсовское и туковское, респектабельное и авантюрное. Неизвестно, вправду ли некий Тук в стародавние времена взял себе жену из эльфов, зато есть точные сведения, что супругой Банго Бэггинса была «легендарная Белладонна Тук» [7] В некоторых изданиях «Хоббита» Белладонна Тук охарактеризована как «достопамятная», а не «легендарная». – Примеч. авт. . Как нам сообщает рассказчик, Бильбо – «по виду и всем повадкам точная копия своего солидного благопристойного папаши»; и поначалу Бильбо предстает перед нами как сторонник и защитник мирного бэггинсовского уклада, отчаянно цепляется за этот уклад. Однако, по мнению рассказчика, существует вероятность, что Бильбо «получил от Туков в наследство какую-то странность, которая только ждала случая себя проявить».

Проблески туковского начала проступают в Бильбо еще до появления гномов в Бэг-Энде. Когда Бильбо узнает, кто такой Гэндальф, первая его реакция – не отторжение и неодобрение; он сразу вспоминает о чудесах, ему приходят на память «волшебные бриллиантовые запонки», которые Гэндальф подарил Старому Туку, деду Бильбо. Вспоминает Бильбо и рассказы Гэндальфа, которые определяет как «дивные истории», хотя они и о приключениях. Судя по всему, особенно дорожит Бильбо воспоминанием о фейерверках, которые, бывало, устраивал хоббитам Гэндальф: «Какое великолепие! Они взлетали кверху, точно гигантские огненные лилии, и львиный зев, и золотой дождь, и держались весь вечер в сумеречном небе!» Выясняется, что Бильбо «вовсе не так уж прозаичен, как ему хотелось». Упорядоченная, уютная и благополучная бэггинсовская жизнь Бильбо размеренна, обыденна, деловита и проста, а магический мир Гэндальфа и гномов более поэтичен, полон чудес и див, но в то же время непонятен и исполнен колдовства, подобно дымовым кольцам из трубки Гэндальфа. Может, Бильбо и придерживается бэггинсовских взглядов, но туковская сторона подталкивает его к иной жизни, полной приключений, и предрасполагает к ним – к моменту первой встречи с магом эта склонность уже проступает наружу из глубины души Бильбо. Именно поэтому Бильбо и начинает говорить о временах, когда Гэндальф занимал хоббитов своими рассказами и вовлекал в приключения, но спохватывается и прикусывает язык. Может показаться, будто Бильбо крепко привязан к бэггинсовскому укладу, к предсказуемой размеренной жизни, однако его характер сложнее, чем он сам признает.

Туковская сторона личности Бильбо впервые проявляется чувствительностью к поэзии – это происходит, когда гномы запевают песнь о сокровищах и своем походе. Гномья музыка в первый раз в жизни выводит Бильбо за пределы привычного и знакомого, приоткрывает ему мир за границами уютного и незатейливого мирка, к которому он так привязан и за который так цепляется. Стоит гномам заиграть, еще даже не запеть, как Бильбо «позабыл обо всем и унесся душой в неведомые края, туда, где в небе стояла чужая луна – далеко По Ту Сторону Реки и совсем далеко от хоббичьей норки Под Холмом». Он переносится в края гномов, и на мгновение-другое их песня помогает ему увидеть мир их глазами, пережить то, что пережили гномы. Гномы поют, а Бильбо чувствует, как «в нем рождается любовь к прекрасным вещам, сотворенным посредством магии или искусными умелыми руками, – любовь яростная и ревнивая, влечение, живущее в сердцах всех гномов». На некоторое время музыка и пение гномов так захватывают Бильбо, что воображение уносит его за пределы привычного знакомого мирка в их историю. В это мгновение «в нем проснулось что-то туковское», и Бильбо обнаруживает, что какая-то часть его души, оказывается, все же жаждет приключений.