Магги Руфф - Философия элегантности

Но, спросите вы меня, о чем идет речь? О чем разговор, о морали, философии или об элегантности? Почему все так перемешано? Потому что здесь все так тесно сплетено и взаимосвязано. Характер и элегантность нерасторжимо связаны.

Если представления о целых цивилизациях во всем их величии или упадке, во всей их помпезности или глубоко скрытых тайнах, складываются у нас во многом благодаря истории костюма, то почему бы каждому мужчине, а в особенности каждой женщине, не выразить себя в искусстве одеваться?

Да, нас выдают платья и шляпы, которые мы носим, все, к чему мы притрагиваемся и во что одеваемся. Ну, а кто умеет видеть, то своей одеждой, своим образом жизни они, в какой-то степени, оставляют информацию и о них самих. Они говорят во всеуслышание о своем внутреннем «я», о своих вкусах и моральных принципах, о своей энергии или апатичности, о профессии, укладе жизни, о своей смелости и правде. Таким образом, дамский наряд – это не пустое явление, он говорит о многом. Элегантность же проявляется гораздо реже, чем она того заслуживает. Чтобы появиться на людях, ей необходимо спрятаться внутрь и быть невидимой… вначале. Чтобы воплотиться в ткани, она должна быть душой и телом… вначале. Чтобы стать подлинной элегантностью, она должна отражать только правду, подниматься наружу из глубины. Благодаря божественному превращению, происходящему с ней на этом пути, элегантность влияет и на душу, возвышая и укрепляя ее, заставляя отказаться от борьбы с естественным ходом вещей, которая противоречит ее духу.

Русская манекенщица Людмила Федосеева в дневном платье от Мэгги Руфф, 1936

В течение последних лет я много раз убеждалась в правдивости этого убеждения. Оставаясь верной идее, что внешний облик человека – отражение его духовного мира, я часто страдала от того, что в основном этот облик оставляли на произвол судьбы, во власти всеобщего закона материи. И я смутно подозревала, что внешность человека была лишь слабым, рассеянным отражением его внутреннего содержания.

Я знакома со многими художниками, учеными, даже с гениальными, которым никогда не приходила в голову мысль об элегантности. Извините за банальность, но исключение подтверждает правило. Эти избранные существа имеют такую власть над природой, что совершенно не нуждаются в выражении своей индивидуальности, которая настолько сильна, что впитывает в себя все и все пожирает. Они пребывают только в самих себе, в лучшем из миров. Все обходят их стороной, их не интересует ничего из побочного, второстепенного, у них собственные рамки приличий и представление об окружающем. Они объясняются без условных знаков, их речь, правда, иногда излишне прямолинейна, не нуждается ни в какой интерпретации.

Но что считается истиной для единичных избранных, не подходит для большинства.

А я говорю именно об этом большинстве. Именно оно в последние годы глубоко тревожит меня.

Ужиная после театральных постановок в ресторане, я обводила взглядом зал. Я видела только человеческие фигуры, полулежащие в креслах, локти, двигающиеся по скатертям между графинами, бокалами и пятнами. То и дело на глаза попадаются плохо причесанные волосы, спортивные кеды и туфли без каблуков. То здесь, то там я натыкаюсь на цветастые рубашки, мягкие воротники, бесформенные карманы, неаккуратно остриженные ногти, вытянувшуюся ткань на костюме, вяло жующие рты. Бесхарактерность тел и одежд сливается в беспокоящее меня единство. Недремлющий внутренний голос мне твердит: «Неужели это – отражение их души? И может ли образ так отличаться от действительности? Могут ли сами вещи лгать до такой степени? А может ли внутренний мир оставаться чистым, пылающим, динамичным и вместе с тем принять такое обличье? Безалаберность в одежде, может ли она скрывать благородство души? Сила и храбрость, могут ли они прятаться под этой маской, и зачем?

Увы! Я достаточно много прочла и видела. У меня имелись все основания для сомнений и опасений. Не один раз великий закон проявлял себя. Не один раз бессилие эпохи выдавало себя. Не один раз внешний облик человека кричал во всеуслышание о той правде, которой он поклоняется. Не один раз суждение по одежке оказывалось верным.

Чтобы проиллюстрировать свои мысли, мне захотелось нарисовать несколько портретов. Мой карандаш попробует сделать это как можно точнее.

Кларисса нерешительна. Она усложняет свою жизнь всевозможными если, но и поскольку. Она мечется между желанием и раскаянием. Необходимость действовать ее ужасает, девушка всячески избегает и увиливает от этого, но, чтобы заработать себе на жизнь, вынуждена идти на компромисс. У нее нет предпочтений, так как она отказывается от них прежде, чем какое-нибудь из них успеет принять форму. Кларисса не может решиться ни на одно, ни на другое. Ее изнуряют противоречивые мысли, она дискутирует сама с собой, приводит всевозможные аргументы, пытается убедить себя, но никогда не может. Стоит ей направиться в одну сторону, как она разворачивается и идет в другую. Несчастная никогда не решится что-нибудь взять из боязни упустить лучшее. Ее гложет сомнение, она постоянно в плену тревог, страхов и смятений. Ее жизнь – вопросительный знак. У каждого она спрашивает его мнение: «Вы полагаете, что?.. Вы не думаете, что?..» – но из-за своей нерешительности не знает, какому совету последовать.

Магги Руфф. Рисунок П. Эриа из альбома «Тридцать кутюрье парижской моды» для журнала Vogue

В жизни всегда надо что-то выбирать, но она снова и снова отступает и уходит в сторону. И так до конца жизни она не решается жить.

Когда Кларисса покупает платье, ее выбор растягивается на часы, дни и недели. Она одна в состоянии измотать и лишить терпения целую армию продавщиц.

Девушка хочет костюм, но все-таки платье ей идет больше, а пальто, как ей кажется, делает ее невыразительной, но ей так необходимо вечернее платье! Она спрашивает всех, умоляет дать совет, объясняет причины своего замешательства.

Шелк слишком холодный, от шерсти у нее раздражение, голубой цвет ей к лицу, но она никогда еще не пробовала носить красное. Черный очень практичен, а белый такой милый! Большие шляпы смотрятся великолепно, зато маленькие – какой шик! Ах! Если бы эти маленькие шляпки шли бы ей так же, как большие!

И какое счастье, если можно было бы надеть на левую ногу туфлю на низком каблучке, а на правую – лодочку на высокой шпильке!..