Жан Ворт - Век моды

Мадам Ворт с детьми, Париж, 1863

Жан-Чарльз, внук Ч. Ф. Ворта,1891. Фонд Александра Васильева

Другим предметом ее особой заботы была одежда, которую мы носили во время наших «завитых» каникул. Чувствуя, что длинные брюки не очень красивы на детях – нам было тогда восемь и десять лет, – она заказала портному сшить два костюма, они были для нас просто пыткой. Нижние части этих ужасных костюмов были очень короткими узкими штанами, в придачу к ним полагались гетры, застегивающиеся примерно на сорок пуговиц, они были выше колена на пятнадцать сантиметров. Эти гетры были более чем узкими. Когда мы их надевали, то, садясь, не могли согнуть ноги. Этот странный костюм дополнялся короткой маленькой блузой с кожаным поясом. Но самое главное, эти костюмы были светло-табачного цвета, и одна из близких подруг матери, обожавшая ее подразнивать, воскликнула, увидев нас: «О, посмотрите на этих двух мартышек».

Это вызвало гнев у бедной мамы, но не помешало ей демонстрировать нас на прогулке в Булонском лесу. В тесных гетрах на откидных сиденьях экипажа, ни одна пытка инквизиции не могла сравниться с мучениями подобных прогулок. Незадолго до этого времени отец удостоился наивысшей похвалы за свои успехи и покровительство двора. И в 1860 году я впервые увидел известную во всем мире восхитительную красавицу, императрицу Евгению [33] Евгения де Монтихо (1826–1920) – последняя императрица Франции, супруга Наполеона III. Славилась красотой, была законодательницей мод для всей Европы, клиентка Чарльза Фредерика Ворта. .

В 1859 году императрица Евгения в своей обычной быстрой и властной манере решила, что она должна купить себе что-нибудь из пресловутого магазина на рю де ла Пэ, и послала за Вортом.

Придворный этикет требовал наличия вечернего туалета для официального визита в Тюильри, независимо от времени дня. Но отец заявил, что для него удобно в середине дня прийти с деловым визитом в рабочей одежде, тем самым нарушив установившиеся традиции. Подобный прецедент стал для него чем-то вроде привычки. Еще до того случая он бросил вызов условностям и отрастил усы. В середине девятнадцатого века судья или нотариус могли украшать свою верхнюю губу, но простой глава коммерческого учреждения – никогда! Дата его смелости проблематична. Но, должно быть, это произошло вскоре после открытия его магазина на рю де ла Пэ, потому что висячие усы, которые носили китайские мандарины, и любимое мною лицо отца неразделимы в моей памяти. И все же появиться перед императрицей в чем либо, кроме фрака, предписываемого королевским эдиктом, требовало несколько больше чем смелость.

Приехав в Тюильри в рабочей одежде, Ворт нашел императрицу Евгению в высшей степени очаровательной, но тем не менее что-то в ее красоте слегка поблекло, опаленное солнечными лучами жизни. Но что касается моды, она оказалась убежденной реакционеркой. Евгения последней принимала новую моду или советы, и всегда против своей воли. Ко всем новшествам она была воинственно невосприимчива. Когда, в конце концов, они становились неотъемлемой частью современной моды и их нельзя было больше игнорировать, императрица только улыбалась. Некоторые дипломаты отмечали, что это было ее политикой. Отец столкнулся с этой чертой в наиболее упрямом проявлении, когда попросил у нее спонсорство Лиону и его шелкам.

Императрица Евгения в платье, отделанном кружевом. Фрагмент работы Ф. К. Винтерхальтера (1852)

Чарльз Фредерик Ворт в 1858 году, когда он начал свое дело, Париж

Задолго до того, как у отца появился собственный магазин, Лион славился тканями и прекрасными расцветками, на чем, собственно, и основывалась его слава как города тонких тканей. Но, по всей видимости, на тот момент забыл все, что когда-то знал. Первое, что Ворт сделал, это попытался убедить производителей Лиона оживить прежнюю славу. Со временем клиенты, покоренные изяществом его фасонов и редкими старинными рисунками прекрасных лионских материалов, начали щедро покупать модели отца, а Лион получил новую жизнь. Вот один пример того, до какой степени промышленное возрождение обязано героическим усилиям Ворта. В 1853-м он мог найти во всей Франции только две оборки алансонского кружева, необходимые для отделки свадебного платья, длиной три метра пятьдесят сантиметров, и они были разного рисунка. Когда императрица распределяла призы на выставке 1855 года, юбка ее восхитительного вишневого бархатного платья была полностью покрыта алансонским кружевом и оценена приблизительно в 25 000 франков.

Образец «алансонского» подвенечного платья от Ворта, узкого вверху и расширяющегося снизу. Этого никогда раньше не делали. Изготовление кружева заняло четырнадцать лет, ок. 1878 года

Именно на этой выставке, кстати, отец представил свое «придворное пальто». Эта короткая мантилья свисала с плеч, а не с талии (главное отступление) и была изготовлена из шелкового муара с крупными разводами, вышитого золотом. Оно немедленно стало королевской модой, и его можно было видеть на любом портрете королевы в мантии, сделанном в последующие семьдесят лет.

Тем не менее произвести сенсацию, создав новую «придворную мантию» или платье стоимостью в пятнадцать тысяч долларов из вышитого алансонского кружева, – это одно. А увеличить спрос на шелк, который отец чрезвычайно любил, в особенности для праздничной одежды, – это совсем другое. Подобное требовало покровительства императрицы. Добиться от Евгении финансовой поддержки лионских изготовителей шелка казалось невозможным. Она не отличалась терпимостью к новому, как я уже упоминал, и к тому же Лион осуждал политику императора и императрицы. Но Ворт был полон решимости спасти французских промышленников и, будучи искусным дипломатом и политиком, сшил для Ее Величества очень красивое платье из лионской парчи. Оно было бежевого цвета, а цветочный узор, вытканный на ткани, был скопирован с редкой китайской шали.

Но когда он показал платье Евгении, она бросила на него всего один взгляд и категорически заявила:

– Я не буду этого носить. Я в нем буду выглядеть как занавеска.