Кевин Фонг - Extremes. На пределе. Границы возможностей человеческого организма

Вот почему, признался профессор, он оставил физику и обратился к биологии. Усовершенствованные им методы рентгеноструктурного анализа кристаллов и фантастическую разрешающую способность высокоэнергетических рентгеновских волновых пучков Уилкинс применил в области биофизики, для анализа органических молекул. Сам он назвал этот шаг «переходом от науки смерти к науке жизни».

Я закончил интервью и уже упаковывал магнитофон, когда профессор поинтересовался, что я изучаю. Услышав, что я на последнем курсе по специальности «астрофизика», он с улыбкой заметил: «А, да, я в свое время тоже этим интересовался. Ну а потом спустился на землю».

Видимо, его слова затронули во мне какую-то струнку, потому что, получив диплом астрофизика, я отправился учиться на медицинский факультет, также решив перейти от изучения мертвой материи к искусству того, как остаться живым.

На землю я, может, и спустился, но восхищаться космосом не перестал. Чем больше я узнавал о строении и свойствах человеческого организма, о том, сколь он хрупок и с какой легкостью выходит из строя, тем удивительнее мне казалось, что курилка жив до сих пор; что вид, область выживания которого ограничена очень узкими пределами, все еще существует, отчаянно надеясь, что эти пределы не схлопнутся. Тем более маловероятным представлялось, что человеческое существо удастся соединить с двигателем мощностью с небольшую атомную бомбу и забросить за пределы атмосферы на околоземную орбиту или даже на Луну.

Штудируя теперь уже медицину, я слал письмо за письмом в НАСА в надежде на последнем курсе попасть к ним на стажировку. Я отправлял факсы из редакции студенческой газеты, потом купил телефонный модем и принялся бомбардировать их сообщениями по электронной почте. Один из этих снарядов угодил-таки на чей-то стол, и мне прислали анкету-заявку на участие в тренировочных курсах при Центре космических исследований имени Джонсона в Хьюстоне, штат Техас. Я заполнил и отправил анкету – и забыл о ней. В конце концов, у них было всего четыре места, к тому же студентов из-за рубежа туда, как правило, не брали.

Но в один прекрасный день я обнаружил в своем почтовом ящике конверт. В правом верхнем углу красовалась красная марка почтового ведомства США и черно-белый штамп НАСА. Я открывал его с трепетом, как Чарли [2] Чарли – герой повести Роальда Даля «Чарли и шоколадная фабрика» и одноименного фильма – нашел счастливый золотой билет с приглашением на фабрику под оберткой шоколадной плитки. – заветную плитку шоколада. И что же – внутри и правда был золотой билет! Меня приглашали в Хьюстон.

Том Вулф [3] Том Вулф (род. 1931) – известный американский журналист и писатель, автор книги «Битва за космос». , повествуя о заре астронавтики и работе над проектом «Аполлон», отзывается о Хьюстоне не слишком благожелательно. Он описывает чудовищную влажность, кондиционеры, от которых промерзаешь до костей, самый воздух Техаса, липкий от выбросов нефтеперерабатывающего завода. Все так, но Вулф не отметил главного – притягательности Центра космических исследований для любого человека, неравнодушного к идее управляемых полетов в космос. Люди, работающие здесь, уверены: только в Центре имени Джонсона ведутся реальные исследования в этом направлении. Все остальное, на их взгляд, имитация.

Центр космических исследований имени Линдона Б. Джонсона в городе Хьюстоне – место, откуда управляют полетами и где готовят астронавтов. Мы летали по параболической траектории, нас помещали в условия мгновенной разгерметизации, растягивали на центрифуге и втискивали в тесный симулятор космической кабины. По окончании месячного курса я понял, что обязательно сюда вернусь. Ради этого я вызвался помогать медицинским оперативным группам – и несколько раз выезжал, чтобы потом неделями работать вместе с ними без всякой оплаты. Кажется, чаще я оказывался для них обузой и в результате мало чем помог – зато приобрел бесценный опыт.

Со временем я стал добывать гранты на оплату своих поездок в США. Я проводил время в хьюстонском Центре космических исследований или на мысе Канаверал во Флориде. Я ездил туда при любой возможности и хватался за любую работу, которую мне предлагали. И чем больше я узнавал о полетах человека в космос, тем неправдоподобнее мне все это казалось.

Но меня не оставляло чувство вины за двойную жизнь, которую я вел, разрываясь между Хьюстоном и больничными палатами. Ощущая себя предателем, я бросал ответственное дежурство в приемном покое больницы и несся из Англии через Атлантику, чтобы посидеть на совещании НАСА, где люди с непроницаемыми лицами обсуждали, как им организовать полет человека на Марс.

Правда, позднее, по ходу специализации в интенсивной терапии, поняв, что мы сталкиваемся с не меньшими проблемами, спасая тяжелобольных, я задумался, какое занятие более нелепо: пытаться вытащить безнадежного пациента из критического состояния или таращиться в телескоп на далекие планеты и звезды, которые вполне могут подождать.

А узнав больше о том, как и почему мы достигли нынешнего уровня жизни с его завышенными ожиданиями в области здоровья и долголетия, я осознал: пионеры медицинской науки, хоть и не совершали дальних экспедиций, были самыми настоящими первопроходцами.

5 января 1911 года. Сквозь каплевидное отверстие ледяной пещеры виден парусник капитана Скотта «Терра Нова». Один из множества потрясающих снимков фотографа экспедиции Герберта Понтинга

Роберт Фолкон Скотт лежит в палатке посреди бескрайних просторов шельфового ледника Росса, умирая от переохлаждения и с горечью сознавая, что не сумел первым добраться до Южного полюса, а лишь погубил на пути к нему свою экспедиционную команду. На календаре 1912 год. Антарктида пока еще неприступна, освоение ее связано со смертельным риском – и это, разумеется, привлекает мужественных людей.

Экспедиция норвежца Руала Амундсена обошла Скотта у самого полюса, и теперь ему снова приходится спешить: надо успеть написать письма родным каждого участника экспедиции, рассказать об их доблести и чести, взять на себя ответственность за то, что все они нашли здесь смерть. Время работает против него.

Жизнь Скотта находится в совместном владении у триллионов клеток, составляющих его организм. Как и все живые существа, этот организм пребывает в постоянном напряжении. Иными словами, непрерывно противостоит природе, которая в стремлении к устойчивому равновесию пытается уравнять все сущее.