Нил Гейман - Хрупкие вещи. Истории и чудеса (сборник)

Эту историю я начал записывать карандашом в один ветреный зимний вечер в зале ожидания на вокзале Ист-Кройдон, между пятой и шестой платформами. Мне тогда было двадцать два года, почти двадцать три. Когда закончил, перепечатал рассказ на машинке и показал паре знакомых редакторов. Один фыркнул и сказал, что это не его формат и, если честно, вряд ли хоть чей-нибудь, а второй прочел рассказ, был доброжелателен и вернул, пояснив, что эту вещь никогда не напечатают, поскольку это комическая бредятина. Я отложил рассказ подальше, очень довольный, что не придется публично краснеть, когда люди его прочтут и невзлюбят.

Рассказ так и валялся нечитаным, двадцать лет кочевал из папки в маленькую коробку, а затем в коробку побольше, из кабинета в подвал, а потом на чердак, и вспоминал я о нем только с облегчением: хорошо, что не напечатали. И вот однажды у меня попросили рассказ для антологии «Готика!», я вспомнил про рукопись на чердаке и пошел ее искать – хотел глянуть, можно ли хоть что-то из нее спасти.

Я начал читать «Запретных невест» и улыбался, пока читал. Вообще-то, решил я, забавный рассказ: смешной и остроумный; хорошая историйка – слегка топорная, как оно случается с работой подмастерьев, но исправить легко. Я включил компьютер и набросал новую версию – спустя двадцать лет после первой, – сократил название до нынешнего и отправил редактору. По крайней мере один рецензент счел рассказ комической бредятиной, но оказался в меньшинстве, потому что рассказ перепечатали в нескольких антологиях из серии «Лучшее за год» и номинировали на премию «Локус» как лучший рассказ 2005 года.

Уж не знаю, чему учит эта история. Иной раз показываешь рассказы не тем людям, всем мил не будешь, а всякому не будешь мил целиком. Иногда я задумываюсь, что еще найдется в коробках на чердаке.

На создание первого меня вдохновила статуя Лайзы Снеллингз-Кларк: мужчина с контрабасом держит инструмент так же, как я в детстве, а второй рассказ был написан для антологии «подлинных» историй с привидениями. У многих авторов истории получились гораздо лучше, но у моей было неутешительное преимущество: она чистая правда. Впервые эти рассказы увидели свет в сборнике «Приключения в лавке снов», выпущенном «НЕСФА Пресс» в 2002 году, – там еще была куча вставок, обрывков и всякого такого.

Майкл Чабон составлял антологию «жанрового» рассказа – хотел показать, как замечательны рассказы сами по себе, и собрать средства для программы «Валенсия, 826» в помощь детям, которые пишут стихи и прозу. (Книга вышла под названием «Сокровищница занимательного рассказа Максуини».) Он позвал меня участвовать, а я спросил, остались ли неохваченные жанры. Остались: Майклу нужна была история с привидениями в манере М. Р. Джеймса.

Итак, я сел за настоящую историю с привидениями, но в рассказе больше от моего увлечения «странными историями» Роберта Эйкмана, нежели от Джеймса (и притом, когда я дописал, выяснилось, что это клубная история: Майкл получил два жанра по цене одного). Потом рассказ перепечатали в нескольких антологиях «Лучшее за год» и присудили ему премию «Локус» в номинации «Лучший рассказ» 2004 года.

Все клубы в рассказе – взаправдашние, хотя я заменил пару названий: клуб «Диоген», например, – это «Троя» на Хенуэй-стрит. Кое-какие персонажи и события тоже подлинные – вы и не представляете, насколько. То же самое касается событий. Пишу сейчас и думаю: жив ли еще этот игровой домик или его давно снесли и понастроили домов там, где он затаился, – но, признаться, мне что-то не хочется проверять.

«Лесовик», он же «леший» – это дух леса. Эта вещь была сделана для антологии «Зеленый человек [4] В русском издании – «Зеленый рыцарь» ( примеч. ред .). » под редакцией Терри Уиндлинг и Эллен Датлоу.

В 2002 году я написал четыре рассказа, и этот, по-моему, лучший, хоть и не получил наград. Я сделал его для антологии моей приятельницы Нало Хопкинсон «Амулет: истории о заклинаниях».

Не помню, когда и где мне пришла в голову эта Мёбиусова история. Помню, я набросал основную идею и первую строчку, а потом усомнился, вправду ли идея моя, – может, я смутно припомнил читанное в детстве, что-то из Фредрика Брауна или Генри Каттнера? Она была как будто чужая, подозрительно элегантная, острая и завершенная.

А примерно через год, скучая в самолете, я наткнулся на свои давние записи и, дочитав журнал, взял и написал рассказ – закончил еще до того, как самолет пошел на посадку. Затем обзвонил знающих друзей, прочел рассказ им и спросил, не читал ли кто чего-нибудь похожего. Нет, ответили все. Обычно я пишу рассказы, когда меня об этом просят, а тут впервые в жизни у меня получился рассказ, о котором никто не просил. Я отправил его Гордону ван Гельдеру в «Журнал фэнтези и научной фантастики», и Гордон его напечатал, изменив название, – впрочем, я не возражал. (Я бы назвал рассказ «Жизнь после смерти».)

Я вообще много пишу в самолетах. В самом начале работы над «Американскими богами» я написал рассказ в самолете по дороге в Нью-Йорк – я был уверен, что вправлю его куда-нибудь в роман, но в итоге места ему так и не нашел. Когда книга вышла, а эта история в нее не попала, я сделал из нее рождественскую открытку, отправил кому-то и напрочь забыл. А спустя пару лет издательство «Хилл-Хаус Пресс», которое выпускает ограниченные тиражи моих книг в потрясающем оформлении, разослало ее своим подписчикам под видом собственной рождественской открытки.

Названия у рассказа не было. Назовем его

Как лучше описать историю? Рассказать ее. Понимаешь? Себе или всем на свете описываешь историю, ее рассказывая. Приводишь в равновесие – грезя. Чем точнее карта, тем больше похожа на реальную местность. Значит, самая подробная карта и есть местность, предельно точная карта и предельно бесполезная.

История есть карта, которая есть местность.

Помни об этом.

Тому назад почти две тысячи лет правил в Китае один император, одержимый идеей составить подробную карту подвластной ему страны. По его повелению весь Китай воссоздали в миниатюре на островке, сооруженном ценою немалых расходов и, кстати, некоторых человеческих жизней (ибо глубока была вода и холодна) посреди озера в императорских владениях. Всякая гора обернулась на острове холмиком над кротовой норой, всякая река – крошечным ручейком. Император обходил остров по кругу за половину часа.

Каждое утро в бледном предрассветном зареве сотня мужчин добиралась до острова вплавь и приводила его в порядок: чинили и восстанавливали все детали ландшафта, попорченные погодой, или дикими птицами, или озерными водами; а еще они разбирали и перестраивали участки, искореженные подлинностью наводнений, землетрясений и обвалов, – дабы карта отражала мир таким, какой он есть.