Джефф Джайлс - На краю всего

Она выбилась из сил. И перепугалась. И была невероятно зла на идиотских псин, которые не догадались оставаться у дома, которые не поняли, что ее чудесный братик пойдет за ними сквозь метель все дальше, дальше и дальше. Пока это его не убьет.

Ей пришлось избавляться от этой ужасающей картины. Она попыталась придумать что-нибудь оптимистическое. Зоя вспомнила: когда они играли с папой в прятки, Джона неизменно забивался в одно и то же место – в старый морозильник, стоявший в подвале без дела уже много лет. Она вспомнила, как они притворялись, будто понятия не имеют, где Джона, хоть и видели, как он пальчиками придерживает крышку, чтобы впускать воздух. И она представила себе, как сияло у Джоны лицо, когда они с папой делали вид, что сдаются, – и Джона откидывал крышку и появлялся перед ними, словно иллюзионист в конце смертельно опасного трюка.

– Вот он я! – радостно вопил он. – Вот он я! Вот он я!

На несколько секунд это воспоминание согрело ее. А потом исчезло, словно звезда, которую погасили навечно.

Зое удалось добраться до конца пихтового леса – до того места, где лес внезапно умирал, сменяясь обугленными стволами и пнями. Она несла куртку и перчатки Джоны, прижимая сверток к груди. Она все еще надеялась отыскать Джону или просто решила доковылять последние сотни метров до дома Берта и Бетти, чтобы там рухнуть? Она и сама не знала. Холод стер все, что в ней было. Она стала пустым местом. Превратилась в зомби, ковыляющего вперед просто потому, что не знает, что еще можно делать.

Фонарик высветил что-то: черную кочку, едва торчащую над снегом.

Зое следовало бы обрадоваться находке, но вместо этого ее затопил ужас. Что бы ни лежало здесь в снегу, оно не шевелилось.

Она не хотела подходить ближе. Не хотела знать, что это.

Она не хотела, чтобы это оказался ее брат.

На следующие пять метров ушло несколько месяцев. И даже когда Зое оставались всего считаные шаги, даже когда свет фонарика упал прямо на это, залив его тошнотворно-желтым светом, она так и не смогла разобрать, что это такое. Ее голова отказывалась понимать, отказывалась регистрировать это.

Она заставила себя подойти. Нависла над этим. Посмотрела вниз. Это было что-то темное и перекрученное. Оно казалось безжизненным и неподвижным. Зоя затаила дыхание и приказала своим глазам присмотреться.

Это оказались собаки.

Поскольку обе были черными лабрадорами, невозможно было понять, где кончается шерсть Спока и начинается шерсть Ухуры: они походили на темный половик, брошенный на снег. Зоя опустилась на колени. Они выкопали небольшую ямку, чтобы спрятаться от ветра. Сняв перчатку, она приложила ладонь сначала к одному псу, а потом к другому.

Они дышали! У нее около сердца словно затрепетали птичьи крылья.

Собаки были заторможены, оказавшись между сном и чем-то гораздо худшим. Они только через минуту заметили, что Зоя гладит им животы. Спустя какое-то время они начали шевелиться и ворочаться в своей ледяной постели. Спок фыркнул, выпустив в воздух облачко пара. Ухура повернула голову к Зое. Казалось, она ее узнала и рада ее появлению. Зоя была слишком вымотана, чтобы заплакать, иначе непременно разрыдалась бы.

Спок и Ухура еще повозились, пытаясь проснуться. Когда тела собак раздвинулись, снова превращая их в двух отдельных животных, Зоя наконец увидела то, что должна была заметить сразу же – и увиденное заставило ее горько пожалеть о том, что называла их идиотскими псинами. Они были чудесные собаки! Отважные, блестящие, роскошные собаки Монтаны!

Потом что они лежали на чем-то. Или на ком-то. Они выкопали лапами яму и затащили его внутрь: она заметила то место, где капюшон у него разорвали зубы, а потом улеглись на него. На Джону. Они улеглись на ее брата, чтобы его согревать.

Джона был неподвижным, словно манекен.

Зоя завернула его в куртку. Она подышала на его замерзшие пальцы, пытаясь их отогреть, хоть ей с трудом удавалось выдыхать. Зоя взяла его на руки. Она решила, что придется возвращаться за Споком и Ухурой, но они встряхнулись и выбрались из ямы, напоминая каких-то древних снежных тварей. Спок заскулил. Ему трудно было смириться с тем, что от него требуют. Ухура рыкнула на него, словно говоря: «Прекрати!»

А потом Зоя побежала. Через мертвый лес, к дому Берта и Бетти. Сначала она несла Джону на руках, а когда они устали настолько, что казалось, вот-вот отломятся, она взвалила его себе на плечо. А когда плечо начало отваливаться, она переложила его на другое. Ее так трясло, что направлять фонарик не получалось, и луч бешено прыгал перед ней. Она чудом не врезалась ни в одно из деревьев и не раскроила себе и Джоне головы. Она бежала, словно зверек. Сердце у нее стучало не только в грудной клетке, но и в ушах – громко, как будто кто-то колотил палкой по пустому ведру.

Самое смешное, что двигалась она, наверное, со скоростью сто метров в час – ковыляла по снегу, словно пьяный йети. Но Зоя все-таки приближалась к цели. Она двигалась вперед. Когда она наконец увидела между деревьями дом Берта и Бетти, то не выдержала и заплакала. Даже собаки залаяли – почти радостно. Вернее, Ухура радовалась, а вот Спок вроде как повизгивал: «Пришли наконец?»

Зоя засмеялась и прошептала Джоне:

– Господи, Спок такой слабак!

Он был в отключке и не ответил, но она чувствовала его детское дыхание у своей груди, сиплое, но достаточно ровное: вдох – выдох, вдох – выдох… и этого ответа ей хватило.

Дом Берта и Бетти был похож на большую букву «А». Он стоял примерно в семидесяти метрах от озера, на участке в пару акров, который тогда огонь пощадил, хоть пламя и металось вокруг. Небо было уже совсем черным. К тому моменту, когда Зоя добралась до крыльца с начавшим выкручиваться Джоной, буран начал стихать. Дверь была не заперта. Это должно было ее удивить (полицейские опечатали дом, а Зоина мама проверяла его каждые несколько дней), но ее мозг не в состоянии был обрабатывать информацию. Он только сигналил ей: «Укрытие, укрытие, укрытие».

Зоя приглашающе открыла дверь перед Споком и Ухурой, но они замерли на крыльце. В дом их никогда не впускали.

– Вперед, – только и хватило у нее сил сказать.

Они переглянулись и забежали в дом.

Фонарик сдох, так что Зоя в темноте на ощупь пробралась в гостиную и положила Джону на диван. Там она навалила на него пледы, подушки – даже старинное лоскутное свадебное одеяло, которое сорвала со стены. Он произнес одно лихорадочное слово («Я?»), а потом провалился в сон, словно камень, брошенный в колодец.

Зоя нашла лампу, но электричество отключили. Отопление тоже. И, наверное, воду и телефон. Ее это не смутило. В доме было намного теплее, чем в лесу: этот диван вполне мог бы сойти за шезлонг на пляже. И они дошли. Они ДОШЛИ! Теперь, когда она смогла уложить Джону, рукам стало так легко, что они чуть ли не всплывали вверх.