Джефф Джайлс - На краю всего

На полу лежал круглый вязаный половичок. Она подняла его, вытряхнула пыль и закуталась в него, словно в плащ. Он был колючий и жесткий, но ее это не смутило. В комнате стоял запах, которого тут не должно было быть – от сигарет, но она сказала себе, что и это ее не волнует. Зоя заметила засаленный спальник, валяющийся у камина, словно сброшенная змеиная шкурка. Его здесь быть не должно. А еще на полу стояло много пустых бутылок из-под спиртного, все разные – словно городской силуэт в миниатюре. Их тут тоже быть не должно. Но ей все равно, все равно, все равно.

Но вот собаки были встревожены: они принюхивались, рычали и совались во все углы.

Зоя на них шикнула.

– Тут только мы, цыплятки, – сказала она.

Эти странные слова она слышала от матери.

Мать!

Зоя полезла в карман за мобильником, но так далеко в лесу сигнала не было, так что позвонить не получалось. Оно и к лучшему. Ей бы пришлось отвечать на бесконечные вопросы, уточняющие вопросы и уточнения к уточняющим вопросам. Она слишком устала, чтобы все объяснить, а уж тем более объяснить все-все.

Зоя знала, что если маме не удастся вернуться домой, то она переночует на диване у своего приятеля Руфуса. Руфус был милый, стеснительный и такой худой, что напоминал палку, которая каким-то образом отрастила бороду и напялила футболку с логотипом группы Phish. Он был скульптором. Его коньком были вырезанные пилой медведи, вроде того, которого он поставил у дома Бисселов. В зависимости от времени года он изготавливал их из обрезков дерева или изо льда. («Резать по льду эпично, старик, – сказал он им. – Это верх крутизны».) Зоя считала, что Руфус тайно влюблен в маму. Она надеялась, что когда-нибудь он в этом признается. Мама старалась быть сильной ради детей, но Зоя видела, сколько в ней накопилось печали после смерти их отца. Эта боль всегда присутствовала, словно фоновая музыка.

Зое надо сообщить маме, что у них все в порядке. Она застонала при мысли о том, что ей еще придется тратить на что-то силы: она и так готова была крепко заснуть прямо сидя, завернувшись в половик, похожий на громадную лепешку. Но прежде чем закрыть глаза, Зоя заставила себя сделать последние две вещи. Она проверила, как Джона. Он лежал рядом и тихо похрапывал, словно игрушечная машинка. Щеки у него горели, но, судя по всему, он был в основном в норме.

А потом она послала маме сообщение из одного слова. Она понимала, что эсэмэс не пройдет, что придется жать «повторить отправку», но все равно это сделала.

Она передала: «Целы».

В 7.30 Зоя уснула достаточно крепко, чтобы ее посетил кошмар. Она попала в белую комнату с голым деревянным полом. Вокруг нее были прикованы звери. Она не знала, что это за звери: возможно, это были вымышленные твари, созданные ее мозгом, но они злобно скалились и рычали: сплошные зубы, когти и слюна. И они рвались на своих цепях, яростно пытаясь выдрать крепления из стен. Зоя стояла в центре комнаты. Они были в считаных сантиметрах от нее со всех сторон, завывали и верещали. А потом в комнате почему-то пошел снег. Она подняла лицо, позволяя снежинкам садиться на него. На секунду ей стало легче. А когда Зоя снова опустила взгляд, рядом с ней внезапно очутился Джона. Он сказал, что сразится с тварями и спасет ее. Она ему запретила. Велела ему не двигаться, застыть неподвижно. Вот только звери завывали так громко, что он ее не расслышал и решил, что она сказала: «Да, Джона, убей их. Убей их всех».

Последнее, что она запомнила, – это что Джона говорит: «Ага, обязательно» – и шагает навстречу этим влажным блестящим клыкам.

Она бесконечно долго выныривала из этого сна. Но вой последовал за ней в реальность: это Ухура стояла у двери, устраивая безумный шум. Лаяла она на удивление громко. Шум присутствовал в комнате как нечто осязаемое. Зоя лишилась способности думать.

Что до Спока, то он забился под половик: видна была только громадная трясущаяся кочка.

Зоя подошла к двери, опасаясь прикасаться к Ухуре в ее взвинченном состоянии.

– В чем дело, подруга? – мягко спросила она. – Ш-ш! Все хорошо, все хорошо.

Она вытянула руку, чтобы погладить собаку по холке, но Ухура огрызнулась на нее (чего вообще никогда и ни с кем себе не позволяла) и начала бросаться на дверь. Она ударилась в нее три раза, громко, словно стучал какой-то монстр.

– Тебе пописать приспичило? – спросила Зоя.

Она открыла дверь. Ухура выскочила на улицу, и Зоя вышла следом, всем существом радуясь прекращению лая.

Было довольно темно. Луны не было, но свет откуда-то шел, потому что озеро сияло. Буран уже миновал. Остался только небольшой снегопад. Зоя содрогнулась и заметила, как сильно у нее болит все тело. Казалось, все ее кости скрепляла одна только боль.

Она осмотрелась, ища Ухуру, и начала беспокоиться о том, как утром будет возвращать Джону домой.

И тут Зоя увидела грузовик, мчащийся по дороге к дому, поднимая колесами снег.

Это был уродливый покореженный старый пикап. Формально его надо было назвать черным, но его столько латали, что кузов наводил на мысль о какой-то кожной болезни. Водителя Зоя не разглядела. Она видела только руку, держащую в окне сигарету. Секунду она в полутьме смотрела, как красная точка сигареты все приближается и приближается. Это завораживало.

Когда она опомнилась, то увидела, что Ухура летит по дороге к грузовику – прямо ему навстречу, не сворачивая, словно могла остановить его своим телом. Зоя даже закричать не успела.

Водитель либо не увидел собаку в свете фар, либо наплевал на нее. Примерно в тридцати метрах от дома раздался жуткий удар. Тело Ухуры отлетело в сугроб.

Снег падал как ни в чем не бывало.

А водитель ехал дальше. Он затормозил у дома. Вышел. Сунул новую сигарету в свои мерзкие обветренные губки и, даже не бросив взгляд назад, чтобы проверить, что стало с Ухурой, повернулся к Зое.

Выглядел он отвратно. Пожилой, с седеющим ежиком и рябинами от угрей. Его одежда – широкие черные брюки и белая рубашка в синюю полоску – явно покупалась когда-то для того, чтобы производить на окружающих впечатление, но хорошие вещи явно мало ему помогли, потому что сейчас стали настолько грязными, что даже стиральная машина их с отвращением выплюнула бы.

Зоя сбежала с крыльца и встала на колени в снег рядом с Ухурой. Собака получила встряску, но была жива.

Мужчина не сказал ни слова. И не подумал извиняться. Просто стоял и возил по Зое глазами, которые оставляли сопливые следы, как слизняки. Мужчины так на нее смотрели с тех пор, как ей исполнилось двенадцать. Когда она заговорила об этом с матерью, та сказала:

– Зоя, присядь на минутку. Мне пора объяснить тебе, что значит выражение «мерзкий паскудный извращенец».