Роберт Холдсток - Лес Мифаго. Лавондисс

Где Кристиан? Я написал несколько записок и прикрепил их так далеко в лесу, как только мог. И с удивлением заметил, что если иду слишком далеко по большой лощине, которая постепенно растворялась в лесу, то через несколько часов внезапно опять оказываюсь на поляне, рядом с палаткой. Сверхъестественно, да, и жутко раздражающе. Только теперь я начал понимать раздражение Кристиана; похоже, в этой чаще действительно невозможно идти напрямик. Возможно, однако, что здесь действует какая-то сила, которая отправляет захватчика обратно, наружу.

Пришел ноябрь, и стало по-настоящему холодно. Время от времени шел пронизывающий холодный дождь, а ветер пробивался через плотную листву, любую одежду и плащ и холодил тело до костей. Я чувствовал себя несчастным, а вылазки на поиски Кристиана только разочаровывали и злили меня. Я охрип от криков, кожа покрылась волдырями и шрамами от попыток взобраться на деревья. Я потерял чувство времени и однажды с ужасом сообразил, что провел два или три дня в лесу, не возвращаясь домой. Оук Лодж заплесневел и опустел. Я там ел, мылся, отдыхал, но как только слегка приходил в себя, мысли о Кристиане, беспокойство за него брали надо мной верх и тащили меня обратно на поляну, как будто я был металлом, притягиваемым к магниту.

Я начал подозревать, что с ним случилось что-то ужасное или, возможно, естественное: в лесу могли быть вепри, один из них мог ранить его, и он мертв – или с трудом тащится из самого сердца леса к опушке, не в силах позвать на помощь. А возможно, на него упало дерево; или однажды он заснул в холоде и сырости и утром не проснулся.

Я изо всех сил искал любые следы, его тела или его самого, и не нашел ничего, кроме следа какого-то крупного животного и отметин – похоже от зубов – на низких ветках и стволах некоторых дубов.

Однако мое настроение улучшилось, и к середине ноября я уже был полностью уверен, что Кристиан жив, но пойман в ловушку где-то в осеннем лесу.

В первый раз за две недели я сходил в город, купил еды и последние газеты у владельца крошечного газетного киоска. Пробежав глазами первую страницу местного еженедельника, я обнаружил маленькую заметку, в которой говорилось, что во рву одной из ферм рядом с Гримли нашли сгнившие тела человека и ирландского волкодава. Следов насилия найдено не было. Я не испытал ничего, кроме странной холодности и сочувствия к Кристиану: очевидно, его мечта о свободе для Гуивеннет так и останется мечтой; безумная надежда, обреченная на неудачу.

За все это время я видел только двоих мифаго, совершенно непримечательных. Один раз человек, скорее похожий на тень, огибал поляну; увидев меня, он убежал в темноту, постукивая короткой палкой по стволам деревьев. И однажды я увидел Сучковика, который пришел на берег мельничьего пруда и стоял среди деревьев, глядя на навес для лодок. Я, незаметно для него, следил за ним, без страха, скорее слегка робея.

И только после этой встречи я сообразил, насколько чуждым был лес для мифаго и насколько чужды были мифаго для леса. Эти существа, попавшие в далекое от себя время, эхо прошлого, обладали жизненными навыками, языком и некоторой жестокостью, полностью неподходящими для истерзанного войной мира образца 1947 года. Ничего удивительного, что ауру лесного мира наполняло чувство одиночества, которое вселилось в отца, потом в Кристиана и обязательно заползет в меня, если я дам поймать себя в ловушку.

В это время у меня начались галлюцинации. Исключительно в сумерках, когда я глядел в лес, я что-то видел краем глаза. Сначала я решил, что это усталость или воображение, но потом вспомнил отрывки из дневника отца, в которых он описывал зону предмифаго и начальные образы, всегда появлявшиеся на периферии зрения. Я испугался, не желая признавать, что во мне могут находиться такие создания, что мое подсознание начало взаимодействовать с миром леса намного раньше, чем предполагал Кристиан; однако довольно скоро успокоился и попытался рассмотреть их. И, конечно, не сумел. Я чувствовал движение, краем глаза видел какие-то человекоподобные тени, но так и не сумел рассмотреть их полностью: то ли они еще были очень слабы, то ли мое сознание не могло управлять их появлением.

24 ноября я вернулся в Оук Лодж и провел несколько часов, отдыхая и слушая радио. Налетела гроза, и я смотрел на льющиеся струи дождя и тьму, холодный и несчастный. Однако, как только воздух прояснился и облака разошлись, я набросил на плечи плащ, вернулся на поляну и был потрясен тем, что произошло с палаткой.

Она была уничтожена, а содержимое разбросано по поляне и втоптано в мокрый дерн. Кусок веревки свисал с весьма высокой ветки дуба, а земля вокруг была изрыта так, как если бы на ней сражались. И еще я увидел странные следы, круглые и расщепленные, как от копыт. Кем бы ни была эта тварь, она разорвала полотно на клочки.

И тут я почувствовал, что лес как будто замолчал и внимательно смотрит на меня. Каждый волосок на моем теле встал, а сердце забилось так сильно, что, подумал я, грудь сейчас разорвется. Пару секунд я постоял над разоренной палаткой, и тут на меня обрушилась волна паники, голова закружилась; лес, казалось, наклонился ко мне. В ужасе я бросился прочь, не разбирая дороги, проскользнув между двумя толстыми дубами. И только пробежав несколько ярдов через лесную мглу, сообразил, что бегу от опушки. Кажется, я закричал, повернулся и помчался обратно.

В дерево рядом со мной тяжело вонзилось копье, и я ударился о черное древко раньше, чем смог остановиться; сильная рука схватила за плечо и прижала к дереву. Я в ужасе закричал, глядя на покрытое грязью грубое лицо напавшего на меня человека. Он в ответ заорал на меня:

– Замолчи, Стив! Ради бога, замолчи!

Моя паника улеглась, я перестал кричать и только хныкал, глядя на разозленного человека, державшего меня. На Кристиана. Сообразив это, я громко, с облегчением рассмеялся и долгие мгновения не замечал, насколько он изменился.

Он посмотрел на поляну.

– Немедленно уходи, – сказал он и, прежде чем я успел ответить, побежал к палатке, таща меня за собой.

На поляне он заколебался и оглядел меня. На его покрытом грязью и листьями лице не было и подобия улыбки. Глаза, суженные и в морщинах, горели, волосы стали скользкими и колючими. Всю его одежду составляли набедренная повязка и изодранная кожаная куртка, не защищавшая от холода. В руке он держал три остроконечных копья. От скелетоподобной худобы не осталось и следа. Он стал мускулистым и твердым – человек с широкой грудью и толстыми руками и ногами, боец, готовый немедленно сражаться.

– Уходи из леса, Стив, и, бога ради, не возвращайся назад.

– Что с тобой произошло, Крис?.. – Он только покачал головой и потащил меня к южной тропе.