Стивен Эриксон - Буря Жнеца. Том 2

Так что мне оставалось лишь смотреть, как крабы сгребают в кучу крошечные скелетики. То были хвостатые бесы с человеческими лицами, ястребиными когтями и множеством непонятных украшений, подчеркивавших залитое солнцем уродство.

Неудивительно, что в тот день я зарекся ходить в море. Шторм и разбитый корабль подняли нечестивое воинство и, вне всякого сомнения, еще больше были готовы обрушиться на этот проклятый остров.

И самое неприятное наблюдение из всех принадлежало все-таки мне: «Видимо, не всем бесам дано летать».

Вот только было ли все это поводом лишить себя глаз?

– Тобор-Слепец из Предела.

– Вот, друзья, наконец-то хоть одна красотка.

– Странные у вас вкусы.

– Это почему еще, а, грязный гробокопатель? Одного в толк не возьму: почему такие всегда ошиваются в компании безнадежных уродов? Достаточно поманить, и за ней любой бы пошел. Даже я. Так нет ведь, уселась с этим хромым, одноруким, одноухим, одноглазым, безносым… И как его земля только носит?

Третий их товарищ, еще не сказавший ни слова, незаметно покосился на старшего: спутанные волосы, торчащие веслами уши, выпученные глаза, пегие пятна – следы от огня – и лицо, напоминающее раздавленную тыкву. Горлорез быстро отвел взгляд. Не хватало еще расхохотаться, а смех у него в последнее время был визгливый и жутковатый, вгонявший окружающих в оцепенение.

Не припомню, чтобы когда-либо издавал подобные звуки. Аж самому не по себе. Впрочем, пришлось же ему хлебнуть масляного пламени, вот горло и не выдержало. К счастью, проявлялось это, только когда Горлорез смеялся, а в последние месяцы – после тех… событий – поводов для веселья почти не было.

– А вот и тавернщик, – заметил Смрад.

По-малазански здесь никто не говорил, так что они втроем могли сколько угодно обсуждать всех и вся.

– Ага, еще один слюни пускает, – осклабился сержант Бальзам. – А она с кем сидит? Худ меня побери, ничего не понимаю.

Смрад навалился на стол и медленно наполнил себе кружку.

– Они – доставка. Видите тот бочонок? Это для Бруллига. Похоже, кроме красавчика и мертвой девки, других добровольцев не нашлось.

Глаза Бальзама выпучились еще сильнее, чем были от природы.

– Мертвая! Чего ты городишь, Смрад? Знаешь, кто мертвый? Гнилой червяк у тебя в штанах, вот кто!

Горлорез посмотрел на капрала.

– Странные у вас вкусы.

Он сдавленно булькнул, отчего оба спутника поморщились.

– А ты-то какого Худа ржешь? – строго спросил Бальзам. – Не сметь. Это приказ.

Горлорез больно прикусил язык. В мозгу кольнуло, глаза заволокли слезы. Он молча замотал головой. Я? Ржу?

Сержант снова буравил взором Смрада.

– Мертвая, говоришь? А по виду и не скажешь.

Капрал отхлебнул эля. Рыгнул.

– Зуб даю. Эта девка уже порядочно мертва, пусть и умело скрывает.

Бальзам склонился над столом и стал расчесывать пальцами колтун на голове. На темное дерево посыпались белые хлопья.

– Нижние боги, – прошептал он. – Может, ей того… это… ну, сказать?

Смрад вскинул выгоревшие брови.

– Ага… Кхм, прошу простить, госпожа, но ради такой внешности и умереть не жалко. Вот вы, кажется, уже?

Горлорез снова булькнул.

– Госпожа, а что, красивый парик и дорогой грим вправду всё скрывают? – продолжал капрал.

Горлорез издал хлюпающий звук.

Посетители стали оглядываться.

Смрад глотнул еще эля. Он входил во вкус.

– Просто, знаете, вы никак не похожи на мертвеца.

Раздался визгливый, с присвистом смех.

Когда он смолк, в общем зале таверны повисла тишина, только громыхнула упавшая на пол кружка.

Бальзам уставился на Смрада.

– Доигрался. Всё неймется. Еще одно слово, капрал, и, клянусь, ты будешь мертвее, чем она.

– Чем это пахнет? – спросил Смрад. – Ну да, верно. Разложение вызывает возбуждение.

Щеки Бальзама надулись, лицо приобрело какой-то лиловатый оттенок. Пожелтевшие глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит.

Горлорез зажмурился, но глаза слишком хорошо запечатлели сержантскую рожу. Он прыснул, зажал рот руками и беспомощно огляделся.

Никто из посетителей так не произнес ни слова, все уставились на троицу. Даже красотка, которую сопровождал калечный олух, и сам олух, сверкавший единственным глазом из-под насупленных бровей, так и замерли рядом с бочонком эля. Тавернщик, который его принес, тоже разинув рот смотрел на Горлореза.

– Ну, теперь нас точно перестанут бояться, – подытожил Смрад. – Надеюсь, индейки тут не водятся, а то Горлица пошел исполнять брачные песни. А вам, сержант, будто голову «руганью» начинили – вот-вот взорвется.

– Это всё из-за тебя, скотина! – прошипел Бальзам.

– А вот и нет. Я, как видите, спокоен. Хоть, увы, компания у меня подобралась так себе.

– Хорошо, катись отсюда. Худом клянусь, Гилани даст фору этой…

– Вот только она живая, сержант. А значит, не в вашем вкусе.

– Я же не знал!

– Весьма жалкое оправдание, не находите?

– Погоди, Смрад, – вмешался Горлорез, тыкая пальцем в капрала. – Я-то ее тоже не раскусил. Еще одно доказательство, что ты треклятый некромант. И не надо тут изображать удивление, нас больше не проведешь! Ты всё знал, потому что чуешь мертвецов, их трупный смрад. И имечко какое подходящее. Бьюсь об заклад, Смелый Зуб не зря тебе его дал – уж он-то людей насквозь видит!

В таверну понемногу возвращалась жизнь, но теперь разговоры сопровождались суеверными жестами. По грязному полу заскрипели стулья, и группка местных незаметно просочилась на улицу.

Смрад пил эль и молчал.

Мертвая девка и ее спутник, с трудом удерживающий равновесие с бочонком на плече, направились к выходу.

– Уходят, – буркнул Бальзам. – А мы, как всегда, в меньшинстве.

– Не бойтесь, сержант, всё под контролем, – сказал Смрад. – Если, конечно, хозяин не решит составить им компанию…

– И пожалеет, – отозвался Горлорез.

Он встал и застегнул армейский дождевик.

– Везет вам, будете насиживать тут задницы в тепле. А снаружи, между прочим, мерзко и холодно.

– Заношу выговор за нарушение субординации, – проворчал Бальзам и постучал себе по лбу. – Вот сюда.

– Ну, тогда не страшно, – сказал Горлорез и вышел из таверны.

Шайх Бруллиг, тиран Второго Девичьего форта и будущий король Острова, развалилился в высоком кресле, которое раньше принадлежало тюремному надзирателю, и исподлобья глядел на двоих чужеземцев, что сидели за столом у входа в покои. Они играли в очередную дурацкую игру: костяшки, какая-то продолговатая деревянная миска и выщипанные вороньи перья.

– Два отскока, и выигрыш мой, – сказал один солдат.

Наверное. Учить язык исподтишка, по обрывкам фраз, – тот еще труд, впрочем, Бруллигу языки давались легко. Сначала шайхский, затем летерийский, фентский, наречия тисте эдур, мекросов, торговое, а теперь еще и это… малазанское .