Новак Джокович - Вкус победы. 14 дней без глютена для совершенства тела и духа

После ленча наступает время силовых тренировок. Примерно час я тренируюсь с гантелями или эспандерами – комплекс многократно повторяемых упражнений с небольшой нагрузкой для каждого движения, которое я делаю на корте, – всего до двадцати видов упражнений. В середине дня я пью протеиновый напиток, составленный моим врачом: в нем содержится медицинский протеин, получаемый из гороха. Снова растяжка, и приходит время второй тренировки – полтора часа ударов по мячу под взглядом тренера, который ищет малейшую неточность или шероховатость в подачах и отбиваниях. После этого я снова тянусь и иногда иду на второй массаж.

После почти восьми часов тренировок приходит время и для делового аспекта карьеры – часто это пресс-конференция или появление на благотворительном мероприятии. Затем я ужинаю – в основном протеины и салат, никаких углеводов, никакого десерта. Могу часок почитать – обычно книги о технике тенниса или осознанной медитации – или сделать запись в своем дневнике. Наконец я ложусь спать.

Вот как выглядит мой «выходной» день.

В отличие от многих других видов спорта в теннисе не существует понятия сезона. Одиннадцать месяцев в году я обязан быть готовым в любой момент выступить против лучших игроков мира – возможно, против самого лучшего. Дабы быть уверенным, что диета по-прежнему мне подходит, минимум раз в полгода я сдаю кровь на содержание витаминов и минералов и антитела (высокий уровень антител может означать, что у меня развивается гиперчувствительность к определенной пище). Иногда с помощью биомониторинга я проверяю свой уровень стресса. Я повсюду езжу со своей командой – менеджером Эдуардо Артальди, который держит меня в графике и в здравом уме, физиотерапевтом Миляном Амановичем, который следит за моим физическим состоянием, тренером Марьяном Вайдой и помощником тренера Душаном Вемичем, которые смотрят, чтобы моя техника не менялась, и моей девушкой Еленой Ристич, которая готовит со мной еду, тренируется – в общем, удерживает меня на ровном киле. Большинство близких мне людей – сербы, у нас общее нелегкое военное прошлое, и им не надо объяснять, чего мне стоило достичь того, что я достиг, и каким невероятным это когда-то казалось.

Во время турниров мне в течение двух недель приходится демонстрировать до двадцати часов тенниса самого высокого уровня. Турнир может проходить в Мельбурне, Майами, Монте-карло, Калифорнии, Хорватии или Китае, причем разрыв между матчами порой составляет всего несколько дней, и надо успеть из одной точки земного шара переместиться в другую. Каждая минута моей жизни посвящена тому, чтобы остаться первой ракеткой мира. Этого можно добиться только дисциплиной, и ничем больше.

Насколько суровой дисциплиной, спросите вы? В январе 2012 года я выиграл у Надаля в финале Открытого чемпионата Австралии. Игра длилась пять часов пятьдесят три минуты – самый долгий теннисный матч в истории австралийского турнира и самый долгий финал Большого шлема среди одиночек в эру открытых чемпионатов. Многие комментаторы назвали ту игру величайшим теннисным матчем всех времен в одиночном разряде.

Выиграв, я сидел в раздевалке в Мельбурне. Мне страшно хотелось шоколада – с 2010 года я забыл его вкус. Милян принес мне плитку. Я отломил квадратик – один крошечный квадратик – и бросил его в рот, чувствуя, как он тает на языке. Это все, что я мог себе позволить.

Вот что такое быть первым.

Чтобы победить на Уимблдонском турнире 2011 года, мне потребовалась не только дисциплина. Мне потребовалась вся до последней унции подготовка и квалификация, набранная за два десятилетия. Я был на нервах, как и мои тренеры. Марьян даже бегал перед игрой минут сорок, чтобы пережечь волнение.

Первая подача была моя. С каждым выигранным очком члены моей команды вскакивали на ноги и восторженно кричали. Мои родители тоже были на трибуне, а братья Марко и Джордже просто не могли усидеть на месте. С каждым очком, выигранным Надалем, его команда оставалась неподвижной и невозмутимой, как присяжные на скамье. Пусть я и первая ракетка мира, но по-прежнему как бы выскочка.

В начале первого гейма Надаль дал понять, что открытых ударов он для меня приготовил вдоволь, послав два одинаковых буллита в боковую линию и получив преимущество пятнадцать – тридцать. Честное предупреждение. Надо было заставить его бегать по всей ширине корта, чтобы он не мог подавать мячи под этим невозможным углом. К середине первого сета, когда я вел четыре – три, было ясно, что моя стратегия – стоять у задней линии – срабатывает: я отправлял молниеносные открытые удары Надаля обратно так быстро, что он один раз даже неправильно поставил ноги. Надаль не привык к противникам, умеющим постоять за себя в длинных розыгрышах. Я не уступил и взял первый сет со счетом шесть – четыре.

Я чувствовал замешательство Рафы. Мяч летал со скоростью молнии, но я отбивал его удары, в которых он как-то не привык сомневаться. Когда во втором сете я вел со счетом два – ноль, то почувствовал, что симпатии стадиона мало-помалу переходят ко мне. Многие зрители держались мнения, что мой рейтинг первой ракетки мира – статистическая аномалия, но здесь, на крупнейшей теннисной площадке мира, все наконец увидели: я – признанный чемпион. Второй сет я взял легко – шесть – один.

Очень редко в игре такого уровня в одиночном разряде теннисист способен отыграть два сета, но Надаль уже делал это раньше, и дважды – на Уимблдоне. Зрители были заинтригованы: упадет ли Нол снова? Разыграется ли его «астма», подведет ли физическая форма или внутренняя концентрация? Подача Надаля, которую мне пока удавалось отбивать, буквально зазвенела от возросшей скорости, его открытые удары стали точнее. Со счетом на подаче один – четыре я допустил двойную ошибку, и Надаль выиграл гейм и подачу. Полностью владея ситуацией, он с четырех подач закончил сет со счетом шесть – один в свою пользу. Я чувствовал, что симпатии зрителей снова вернулись к Надалю. Они болели за новичка, но Надаль решил показать, кто здесь настоящий чемпион.

В четвертом сете ситуация оставалась в пользу Рафы. Не заработав ни одного очка в первом гейме, я быстро остался ни с чем и во втором. Надаль гонял меня по корту, но я все равно брал его мячи, скользя, как на скейтборде. Я выиграл третий гейм, замедлив темп Надаля, затем взял следующий гейм и вел со счетом четыре – три. Именно тогда я вдруг начал понимать вероятный исход игры. Новый гейм тоже остался за мной, и при счете пять – три я начал подачу, от которой зависела победа на Уимблдоне.

Вот он, момент истины – цель стольких усилий совсем близко! Но Надаль не собирался уступать мне звание чемпиона. Он перехватил инициативу, вырвался вперед, и начался чудовищно длинный розыгрыш. Трибуны обезумели, когда мы снова и снова подталкивали друг друга к краю, пока Рафа не влепил мяч в сетку. Но тут же очередным брутальным открытым смешем восстановил ничью: тридцать – тридцать.