Анджей Залуский - Время и музыка Михала Клеофаса Огинского

Перед Пруссией стояла только одна проблема. Ее действия в Голландии помогли завоевать репутацию и поднять престиж, но не более того. Херцберг считал, что прусская мудрость, эффективность и превосходство в целом достойны большего, поэтому он вспомнил о Гданьске и Торуни (как будто пруссаки о них забывали!). Херцберг задумал чрезвычайно тонкий план, напоминающий перестановки в оркестре. Польша уступает Пруссии Гданьск и Торунь и возвращает себе от Австрии Галицию. Австрийцы отнимают у турок некую часть Балкан. В окончательном виде у плана, по-видимому, было два варианта. По одному из них турки с благодарностью соглашаются на посредничество Пруссии, чтобы уладить конфликт с Россией; по другому – туркам возвращают Очаков, а русских каким-то образом удается уговорить. Само собой разумеется, такая схема действий встретила возражения всех заинтересованных сторон, а также Англии, которая выступала против всяких взаимообменов.

Альтернатива заключалась в объявлении Пруссией при поддержке Речи Посполитой войны приготовившейся к боевым действиям Австрии. Речь Посполитая в таком случае отвоевывает Галицию, а Пруссия с Австрией сами договариваются, как устранить свои германские разногласия. Смерть воинственного Иосифа II перечеркнула эти планы. Его преемник Леопольд II занял примиренческую позицию и согласился выполнить требования Пруссии на переговорах в Райхенбахе в 1790 году. Австрия отдалилась от союза с Россией, Тройственный союз стал слабее, и Галиция не перешла к Польше. Вскоре вновь всплыл на поверхность вопрос о Гданьске и Торуни, но поскольку Михал Клеофас и здесь принимал активное участие, мы расскажем об этом позднее.

В Речи Посполитой на фоне попыток короля создать союз с Россией начал работать Четырехлетний сейм. Против такого союза выступил король Пруссии Фридрих Вильгельм, сделавший в 1788 году заявление, в котором прозвучала поддержка желания большинства поляков избавиться от российского влияния и вмешательства. Ранее пропрусскую позицию занимали лишь отдельные независимые влиятельные лица, например Михал Казимир Огинский или крупнейший магнат Кароль Радзивилл. После заявления Фридриха Вильгельма почти все польское общество перешло в пропрусский лагерь. Российский посол оскорбился, соглашения были сорваны, а сейм стал решать вопрос, как ограничить власть короля.

Первым решением сейма стало намерение увеличить численность армии с 18 тысяч до 100 тысяч человек, однако никто всерьез не задумался над тем, где взять для этого средства. Поскольку такая армия могла бы обеспечить королю власть, она была выведена из подчинения короля и правительства, а командование ею было поручено «депутации», состоявшей из гражданских лиц, не имевших никакого военного опыта, но входивших в состав сейма. Комажевского, единственного, кто мог хоть как-то организовать процесс увеличения армии, бесцеремонно отстранили от службы. Численность армии так и не достигла 100 тысяч, а те 45 тысяч, которые все-таки были набраны, нуждались в офицерах, дисциплине, снаряжении и оплате.

Постоянный совет, или правительство, также был упразднен, а осуществление внешней политики передали в руки еще одной «депутации» из шестнадцати членов сейма. Много времени занимали неконкретные выступления, попытки понравиться дамам, восседавшим па галерее, а также пространные дискуссии по второстепенным вопросам. В своих мемуарах Михал Клеофас позднее написал, что Польша была бы спасена, если бы поляки договорились о принятии Конституции не 3 мая 1791 года, а на полтора года раньше.

Какое-то время поляки верили в дружбу с пруссаками. В конце концов, те были более цивилизованны, нежели русские. Они не давали взяток нужным людям, а просто одалживали деньги. Поэтому многие поляки были шокированы, узнав, что за свою дружбу прусский король хочет получить кое-что взамен, и подумать только – Гданьск и Торунь! Когда предложение с возмущением отвергли, прусский король не стал настаивать. Он знал, что рано или поздно эти два города получит, и в апреле 1790 года оборонительный договор был подписан. На повестке дня встал вопрос о помощи Пруссии со стороны Речи Посполитой в войне против Австрии. В награду Речи Посполитой возвращалась Галиция, а ценой награды, по расчетам Фридриха Вильгельма, должны были стать Гданьск и Торунь. Из этого ничего не вышло, так как на Райхенбахской конференции доминирующим влиянием пользовался Джозеф Эварт, и была навязана английская позиция – никаких обменов!

В сентябре сейм решил восстановить право liberum veto при обсуждении вопросов о передаче каких-либо польских земель. Это решение было принято, несмотря на отчаянное сопротивление короля и самых благоразумных членов «депутации» по иностранным делам.

Вопрос имел большое значение, поскольку при этом вырисовывалась новая, а точнее, не совсем новая возможность, пока еще неизвестная сейму. Эта возможность открывала путь единственной реальной альтернативе российскому покровительству, которое потерпело крах.

В мае 1789 года посланник Речи Посполитой в Лондоне Букаты предложил английскому кабинету министров подробный план развития торговли со своей страной. В августе 1790 года английский посланник в Варшаве Хэйлс попросил у короля аудиенции, чтобы вновь поднять этот вопрос. Были предложены для обсуждения английская и голландская гарантии в вопросе торговли с Польшей через Пруссию, помощь в развитии этой торговли и в снижении прусских тарифов. Чтобы достичь желаемых целей и уговорить Пруссию, требовалось только одно: уступить ей Гданьск и Торунь.

До этого времени Россия торговала с Британией, поставляя ей главным образом кораблестроительные материалы. С ростом российской мощи, в особенности после падения Очакова, баланс сил на востоке нарушился. Возникла даже вероятность войны Британии против России, поэтому необходимо было срочно искать альтернативный источник сырья. Таким источником являлась Речь Посполитая. Начались тайные переговоры, несмотря на восстановление сеймом права liberum veto, способного повлиять на их ход. Михал Клеофас в то время находился в Гааге в качестве посланника. Вопрос обсуждался на уровне правительства и посольства в Лондоне, а в Варшаве на уровне короля и посольства. В конце 1790 года по не вполне понятной причине к Михалу Клеофасу поступили инструкции от «депутации» по иностранным делам отправиться с семьей под видом туристов в Лондон для секретных переговоров с британским премьер-министром Уильямом Питтом.

15 декабря 1788 года во время обсуждения сеймом военных вопросов один из депутатов заговорил о том, чтобы направить посланника в Саксонию. Кто-то другой выкрикнул: «Пошлите Огинского в Стокгольм!» Таким образом, в ряд столиц были направлены посланники. Огинскому предложили выбрать Константинополь, Англию или Швецию, но он отказался, поскольку чувствовал, что сейм еще не достиг достаточного прогресса в проведении реформ и поэтому ему лучше остаться в Польше, чтобы достичь большего. Деятельность некоторых посольств оказалась дорогостоящей и бесполезной, а иногда и просто разорительной. В Стокгольм отправился Ежи Потоцкий, который, кроме посещения придворных балов, мало чем занимался. Он наделал столько долгов, что потом не смог выехать из Швеции и был освобожден в конечном счете не кем иным, как императрицей Екатериной после окончательного раздела Речи Посполитой.