Е. Ганапольская - Россия: характеры, ситуации, мнения. Книга для чтения. Выпуск 3. Мнения

Герцен Александр Иванович (1812–1870) – писатель, философ, революционный деятель. Один из идеологов «западничества», теории «русского социализма». Автор романов, повестей, мемуаров о проблемах русской и европейской жизни 40–60-х годов. Название его романа «Кто виноват?» стало одним из вечных вопросов русской общественной и политической жизни.

1. Каким студентом был Бельтов: а) по мнению декана; б) по мнению товарищей; в) на ваш взгляд?

2. Чего ожидал Владимир от служебной карьеры? Были ли у него необходимые для этого данные?

3. Как добился успеха Осип Евсеич? Почему Осип Евсеич был недоволен Бельтовым?

4. Приведите пример удачно сделанной, на ваш взгляд, карьеры (в спорте, кино, политике, музыке и т. п.). Какую роль в ней сыграла «чёрная работа»?

5. Правда ли, что «дети, слишком много обещающие, редко много исполняют»?

6. Согласитесь или опровергните, что: 1) Бельтов – романтик, не понимающий окружающую жизнь; 2) Осип Евсеич – профессионал и приятный человек; 3) в неудачах Бельтова виновата окружающая среда; 4) университет развивает в юношах мечтательность и непрактичность.

Говори́ть о настоя́щем Росси́и – зна́чит говори́ть о Петербу́рге, об э́том го́роде без исто́рии в ту и другу́ю сто́рону. Москва́, напро́тив, храни́т воспомина́ния проше́дшей сла́вы, всегда́ гляди́т наза́д, идёт за́дом наперёд и оттого́ не ви́дит европе́йских нача́л. Петербу́рг – расхо́жая моне́та, без кото́рой обойти́сь нельзя́. Москва́ – моне́та ре́дкая, возмо́жно, замеча́тельная для нумизма́та, но не употреби́мая. Итак, о го́роде настоя́щего, о Петербу́рге.

Ему́ не о чем вспомина́ть, кро́ме о Петре́ I, его́ проше́дшее сде́лано в оди́н век, у него́ нет исто́рии, да нет и бу́дущего; он вся́кую о́сень мо́жет ждать шква́ла, [14] Шквал – внезапный, резкий порыв сильного ветра. кото́рый его́ пото́пит. Петербу́рг – удиви́тельная вещь. Я всма́тривался, пригля́дывался к нему́ и в акаде́миях, и в канцеля́риях, и в каза́рмах, и в гости́ных, – а ма́ло по́нял, и Петербу́рг оста́лся зага́дкой как пре́жде.

С того́ дня, как Пётр уви́дел, что для Росси́и одно́ спасе́ние – переста́ть быть ру́сской, с того́ дня, как он реши́лся дви́нуть нас во всеми́рную исто́рию, необходи́мость Петербу́рга и нену́жность Москвы́ определи́лась. Пе́рвый, неизбе́жный шаг для Петра́ бы́ло перенесе́ние столи́цы из Москвы́. С основа́ния Петербу́рга Москва́ сде́лалась второстепе́нной, потеря́ла для Росси́и пре́жний смысл свой. Москву́ забы́ли по́сле Петра́ и окружи́ли тем уваже́нием, кото́рым окружа́ют стару́ху-ба́бушку, отнима́я у неё уча́стие в управле́нии дела́ми. Всё молодо́е, всё тала́нтливое, появля́вшееся в Москве́, отправля́лось в Петербу́рг писа́ть, служи́ть, де́йствовать.

В Петербу́рге все лю́ди вообще́ и ка́ждый в осо́бенности прескве́рные. [15] Прескверный – очень плохой. Петербу́рг люби́ть нельзя́, а я чу́вствую, что не стал бы жить ни в како́м друго́м го́роде Росси́и. В Москве́, напро́тив, все лю́ди предо́брые, то́лько с ни́ми ску́ка смерте́льная; в Москве́ есть своего́ ро́да полуди́кий, полуобразо́ванный быт, на него́ хорошо́ взгляну́ть, как на вся́кую осо́бенность, но он то́тчас надое́ст. Петербу́рг и нра́вов [16] Нрав – характер. свои́х не име́ет. Оригина́льного, самобы́тного в Петербу́рге ничего́ нет, не так, как в Москве́, где всё оригина́льно – от неле́пой архитекту́ры Васи́лья Блаже́нного [17] Василия Блаженного собор построен русскими архитекторами Бармой и Постником в Москве в 1555–1561 гг. в честь покорения Казани. до вку́са калаче́й. [18] Калач – пшеничный хлеб в форме замка с дужкой. Петербу́рг тем и отлича́ется от всех городо́в европе́йских, что он на все похо́ж; Москва́ – тем, что она́ во́все не похо́жа ни на како́й европе́йский го́род, а есть гига́нтское разви́тие ру́сского бога́того села́.

У Петербу́рга нет серде́чной свя́зи с страно́й; у него́ есть поли́ция, река́, двор, семиэта́жные дома́, гва́рдия, тротуа́ры, и он дово́лен свои́м удо́бным бы́том, не име́ющим корне́й. В Москве́ мёртвая тишина́; лю́ди системати́чески ничего́ не де́лают, а то́лько живу́т и отдыха́ют перед трудо́м; в Москве по́сле 10 часо́в не найдёшь изво́зчика, не встре́тишь челове́ка на ино́й у́лице. В Петербу́рге все до тако́й сте́пени за́няты, что да́же не живу́т. Де́ятельность Петербу́рга бессмы́сленна, но привы́чка де́ятельности – вещь вели́кая. Петербу́ржец недово́лен настоя́щим, он рабо́тает, у него́ есть ограни́ченная цель, и он её достига́ет. Москви́ч, преблагоро́днейший в душе́, никако́й це́ли не име́ет и бо́льшей ча́стью дово́лен собо́ю.

Петербу́ргские литера́торы вдво́е ме́нее образо́ванны, чем моско́вские; они́ удивля́ются, приезжа́я в Москву́, у́мным вечера́м и бесе́дам в ней. А между те́м вся кни́жная де́ятельность то́лько и существу́ет в Петербу́рге. Там издаю́тся журна́лы, там цензу́ра умне́е, там писа́л и жил Пу́шкин, Карамзи́н, даже Го́голь принадлежа́л бо́лее к Петербу́ргу, чем к Москве́. В Москве́ есть лю́ди глубо́ких убежде́ний, но они́ сидя́т сложа́ ру́ки; в Москве́ есть круги́ литерату́рные, проводя́щие вре́мя в том, что́бы вся́кий день дока́зывать друг дру́гу каку́ю-нибудь поле́зную мысль, наприме́р, что За́пад гниёт, а Русь цветёт.

Москви́ч лю́бит кресты́ и церемо́нии, петербу́ржец – места́ и де́ньги; москви́ч лю́бит аристократи́ческие свя́зи, петербу́ржец – свя́зи с должностны́ми людьми́. В Петербу́рге мо́жно прожи́ть го́да два, не дога́дываясь, како́й рели́гии он де́ржится; в нём да́же ру́сские це́ркви при́няли что́-то католи́ческое. В Москве́ на друго́й день прие́зда вы узна́ете и услы́шите правосла́вие и его́ ме́дный го́лос. Вся э́та святы́ня бережётся сте́нами Кремля́; сте́ны Петропа́вловской кре́пости берегу́т казема́ты [19] Каземат – одиночная камера для политических заключенных в стене крепости; Петропавловская крепость была одной из самых известных политических тюрем в России. и моне́тный двор.

Удалённая от полити́ческого движе́ния, пита́ясь ста́рыми новостя́ми, Москва́ ра́да посеще́нию, даёт балы́ и обе́ды и переска́зывает анекдо́ты, Петербу́рг, в це́нтре кото́рого все де́лается, ничему́ не ра́дуется, никому́ не ра́дуется, ничему́ не удивля́ется: е́сли б по́рохом подорва́ли весь Васи́льевский о́стров, э́то сде́лало бы ме́ньше волне́ния, чем прие́зд перси́дского посла́нника в Москву́. В Москве́ принима́ют вся́кого иностра́нца за вели́кого челове́ка, в Петербу́рге – ка́ждого вели́кого челове́ка за иностра́нца. Москвичи́ пла́чут, что в Ряза́ни го́лод, а петербу́ржцы не пла́чут об э́том, потому́ что они́ и не подозрева́ют о существова́нии Ряза́ни, а е́сли и име́ют тёмное поня́тие о вну́тренних губе́рниях, то абсолю́тно то́чно не зна́ют, что там хлеб едя́т.