Нора Робертс - Там, где живет надежда

Ей снился «Приют». Большой белый дом, возвышавшийся на холме под сенью вековых дубов, величественно переливался в лунном свете и был похож на царственную невесту на троне. Больше столетия господствовал он над безмолвными речными водами, дюнами и болотами – великолепный символ человеческой мощи и тщеславия.

Между стволами деревьев золотыми огоньками мелькали светлячки, шевелились ночные существа – таинственные призраки охотников и жертв.

Ни в одном из высоких узких окон «Приюта» не было света. Ни один фонарь не освещал изящные веранды. Темные парадные двери не раскрывали объятий, не обещали сердечного приема. Ночь дышала, и дыхание ее было пронизано сыростью, напоено ароматом жасмина и мускусных роз. Лишь ветер нарушал таинственное безмолвие: шелестели листья огромных дубов, и сухо щелкали, словно костлявые пальцы, ветви пальм. Белые колонны, как солдаты, охраняли широкую веранду, но никто не открыл огромную парадную дверь, не вышел навстречу ей.

Приближаясь к дому, она явственно ощущала хруст песка и раковин под ногами, слышала монотонную музыку ветра и даже различала в ней отдельные ноты. На веранде качались, поскрипывая цепями, пустые качели. Никто не наслаждался красотой лунной ночи.

Вскоре послышались новые звуки: негромкое постоянное шуршание волн – океан выплескивал их на песок и засасывал обратно в свои глубины.

Это настойчивое биение, этот ровный пульс не позволяли никому из обитателей острова позабыть о том, что океан может в любой момент – если ему так захочется – вернуть себе сушу со всеми ее плодами.

Однако капризное напоминание стихии не омрачило ее настроения. Ведь это был звук дома, звук детства! Когда-то она, как олень, свободный и дикий, бегала по этим лесам, обследовала эти болота, носилась по песчаным пляжам, была беспечна и счастлива, как возможно лишь в юности.

Она вернулась домой – но теперь уже не ребенком.

Она ускорила шаг, поспешно поднялась по ступеням, пересекла веранду и положила ладонь на большую медную дверную ручку, блестевшую, как потерянное сокровище.

Дверь была заперта.

Она дернула ручку вправо, потом влево, толкнула тяжелую панель из красного дерева. Ее сердце бешено забилось.

– Впустите меня! – взмолилась она. – Я вернулась домой… Я вернулась!

Замок не щелкнул, дверь не открылась. Все так же темнели высокие окна по обе стороны негостеприимного входа. Она прижалась лицом к стеклу, но ничего не смогла разглядеть внутри.

Ей стало страшно.

Теперь она бежала по огибавшей дом веранде между кадками с пышными яркими цветами. Музыка ветра стала резкой, неблагозвучной, ветви пальм предостерегающе заскрипели. Плача, она заколотила кулаками в другую дверь:

– Пожалуйста, пожалуйста, впустите меня. Я хочу вернуться домой!

Всхлипывая и спотыкаясь, она спустилась на садовую дорожку. Можно обойти дом, войти через заднюю затянутую москитной сеткой веранду. Мама говорила, что дверь в кухню всегда открыта.

Но она не могла найти эту дверь. Деревья протягивали к ней толстые ветки со свисавшими с них клочьями мха, преграждая путь. Их развесистые кроны не пропускали лунный свет.

Когда она успела оказаться в лесу? Спотыкаясь о корни, мучительно пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, она поняла, что заблудилась. Поднялся сильный ветер, завыл и бросился на нее, нанося удар за ударом – безжалостно, наотмашь. В тело вонзались пальмовые колючки. Она повернулась, но там, где вилась тропинка, теперь текла река, отрезая ее от «Приюта». Под резкими порывами ветра волновалась высокая трава, покрывавшая скользкие берега.

И на другом берегу она увидела себя, одинокую и рыдающую.

И поняла, что умерла.

Джо отчаянно пыталась выбраться из цепких когтей кошмара, но, даже проснувшись, еще чувствовала, как они обдирают ее кожу. Лицо было залито по́том и слезами. Дрожащей рукой она пошарила по ночному столику, ища выключатель лампы, чтобы поскорее рассеять мрак. Книга и полная окурков пепельница слетели на пол.

Когда наконец загорелся свет, Джо подтянула колени к груди, обхватила их руками и принялась раскачиваться, стараясь успокоиться.

Это просто сон! – уговаривала она себя. Просто плохой сон.

Она дома, в собственной постели, в своей квартире, далеко от острова, на котором стоит «Приют». Наконец, она взрослая женщина двадцати семи лет. Ее не испугает какой-то глупый сон.

Но, когда Джо потянулась за сигаретой, пальцы ее все еще дрожали. Только с третьей попытки ей удалось зажечь спичку.

Часы на ночном столике показывали три пятнадцать. В последнее время это стало обычным явлением, казалось бы, можно было привыкнуть. Но нет ничего хуже паники в три часа ночи. Джо свесила ноги с кровати и замерла на краешке в задравшейся на бедра длинной футболке, служившей ей ночной рубашкой.

Почему сны постоянно возвращают ее на остров, в дом, который она покинула почти десять лет назад? Впрочем, она знала ответ. Любой первокурсник, изучающий психологию, смог бы истолковать значение этих образов. Дом заперт потому, что она понимает: вряд ли кто-то ждет ее возвращения. И неудивительно, что этот кошмар начал мучить ее именно сейчас: она приближалась к возрасту, в котором ее мать сбежала с острова. Сбежала, не оглянувшись, бросив мужа и троих детей.

Мечтала ли Аннабелл когда-нибудь вернуться? И снилась ли ей запертая дверь?

Джо не хотелось думать об этом, не хотелось вспоминать женщину, двадцать лет назад разбившую ее сердце. Давно следовало бы забыть о прошлом. Она научилась жить без матери, без «Приюта», без семьи; даже преуспела в этой жизни – во всяком случае, преуспела в своей профессии.

Джо рассеянно обвела взглядом комнату. Все здесь было просто и практично. О ее многочисленных путешествиях напоминали только фотографии на стенах. Джо сама сделала рамки для черно-белых отпечатков, выбрав для украшения спальни те образцы своей работы, которые считала самыми успокаивающими, приятными для глаз.

Пустая скамья в парке, витая кованая решетка. А вот одинокая ива, низко свесившая кружевные листья над блестящей гладью маленького пруда. Залитый лунным светом сад мог бы послужить наглядным пособием по изучению светотеней и контрастирующих форм. Пустынный пляж с едва показавшимся над горизонтом солнцем манил зрителя – хотелось войти в фотографию, почувствовать грубый песок под босыми ногами.

Джо повесила этот морской пейзаж всего лишь неделю назад, вернувшись из командировки на Внешний Риф в Северной Каролине. Вероятно, отсюда и воспоминания о доме, решила она. Ведь она была так близко. Очень близко. Можно было проехать чуть южнее, в Джорджию, и переправиться на остров на пароме.