Лорен Оливер - Реквием

Стивен Хилт. Темные ресницы, аккуратные ровные зубы, запах сосновой хвои. Когда он смотрит на меня, у меня голова идет кругом.

Воспоминания кажутся моментальными снимками из чьей-то чужой жизни.

Я спускаюсь по лестнице в почти абсолютной тишине. Я нахожу запор на двери и отодвигаю его по миллиметру, так что засов выходит из паза беззвучно.

Холодный ветер шелестит в листве кустов остролиста, окаймляющих наш двор за чугунными воротами. Остролист – это тоже своего рода фирменный знак «Древозащита Фармз». «Защита, безопасность и подлинная мера уединения», как пишется в рекламных брошюрах о недвижимости.

Я останавливаюсь, прислушиваясь, не идет ли где патруль. Ничего не слыхать. Но они должны быть где-нибудь неподалеку. «Древозащита» обещает ежедневное и круглосуточное патрулирование силами добровольной стражи. Впрочем, район немаленький, со множеством ответвляющихся улочек и тупиков. Тут надо быть очень невезучим, чтобы наткнуться на патруль.

От главного выхода по дорожке, мощенной плитами, к чугунным воротам. На фоне луны проносятся летучие мыши, отбрасывая тени на газон. Я вздрагиваю. Зуд действий начинает покидать меня. Я думаю о том, как здорово было бы вернуться в кровать, зарыться под мягкие одеяла, в груду подушек, от которых слабо пахнет моющим средством, а потом проснуться с новыми силами и позавтракать яичницей-болтуньей.

От гаража доносится громкий стук. Я резко оборачиваюсь. Дверь гаража приоткрыта.

Первое, что приходит мне в голову, – фотографы. Кто-то из них перелез через ворота и забрался во двор. Но я быстро отметаю эту идею. Миссис Харгроув тщательно режиссирует все наше общение с прессой, и до сих пор я привлекала их внимание, только находясь рядом с Фредом.

Второе мое предположение – у нас крадут бензин. В последнее время из-за введенных правительством ограничений по Портленду прокатилась волна краж из домов, особенно в более бедных районах города. Совсем скверно было зимой: котлы отопления остались без солярки, машины – без бензина. Дома взламывали и варварски громили. За февраль одних только ночных краж со взломом случилось более двух сотен – такого уровня преступность не достигала ни разу за сорок лет с того момента, как было введено обязательное исцеление.

Может, вернуться в дом и разбудить папу? Но начнутся расспросы, придется объясняться…

Вместо этого я иду через двор к гаражу, не сводя глаз с приоткрытой двери – не шелохнется ли там что. Трава вся в росе, и мои теннисные туфли быстро промокают. Мне здорово не по себе. На меня кто-то смотрит.

Сзади раздается хруст сломанной ветки. Я стремительно оборачиваюсь. Ветер снова теребит остролист. Я делаю глубокий вдох и опять поворачиваюсь к гаражу. Сердце бьется где-то в горле – незнакомое и неприятное ощущение. Я не боялась – не боялась по-настоящему – с утра моего исцеления, когда я даже не могла развязать завязки больничного халата, так у меня дрожали руки.

– Эй! – шепотом зову я.

Снова шорох. В гараже определенно кто-то – или что-то – есть. Я останавливаюсь в нескольких футах от двери, оцепенев от страха. Глупо. Все это глупо. Надо вернуться в дом и разбудить папу. Я скажу, что услышала шум, а с вопросами разберусь позже.

Потом раздается негромкое мяуканье. В дверном проеме на миг появляются кошачьи глаза.

Я перевожу дух. Бездомная кошка, только и всего. Портленд кишит ими. Собаками тоже. Люди покупают их, а потом не могут справиться с животным или не желают о нем заботиться и выбрасывают на улицу. Там они плодятся. Я слыхала, что в окрестностях Хайлендса бродят целые стаи диких собак.

Я медленно продвигаюсь вперед. Кошка смотрит на меня. Я берусь за дверь и приоткрываю ее еще на несколько дюймов.

– Кис-кис-кис, – зову я. – Иди сюда!

Кошка стремительно уносится в глубь гаража. Она пролетает мимо моего старого велосипеда и врезается в стойку для велосипедов. Велосипед шатается, и я прыгаю вперед и подхватываю его прежде, чем он успевает грохнуться на пол. Руль у велосипеда покрыт пылью; невзирая на почти непроглядную темноту в гараже, я ощущаю эту грязь.

Одной рукой я придерживаю велосипед, а другой ощупываю стену в поисках выключателя. Наконец я зажигаю верхний свет. И тут же все в гараже делается совершенно обычным: машина, мусорные урны, газонокосилка в углу, банки с краской и запасные канистры с бензином, аккуратно составленные в пирамиду в другом углу. Среди банок сжалась в комок кошка. По крайней мере выглядит она достаточно прилично – во всяком случае, пена изо рта не валит, и струпьев не видать. Бояться нечего. Еще шаг по направлению к кошке, и та снова кидается прочь. На этот раз она пролетает рядом с машиной и, обогнув меня, выскакивает во двор.

Прислонив велосипед к стене гаража, я замечаю, что на одной из ручек до сих пор надета фиолетовая махровая резинка для волос. У нас с Линой были одинаковые велосипеды, но она любила поддразнивать меня, утверждая, что ее велосипед быстрее. Мы бросали велосипеды на траве или на берегу, а потом регулярно их путали. Лина запрыгивала на велосипед, едва притронувшись к педалям, а я взбиралась на него неуклюже, словно мелкий карапуз, и мы вместе ехали домой, хохоча взахлеб. Однажды Лина купила в дядином магазине две резинки для волос – себе фиолетовую, мне синюю – и потребовала, чтобы мы надели их каждая на руль своего велосипеда, чтобы их можно было отличить друг от дружки.

Теперь резинка вся в грязи. Я не ездила на велосипеде с прошлого лета. Это хобби, как и сама Лина, осталось в прошлом. Почему мы с Линой были лучшими подругами? О чем мы разговаривали? У нас же нет ничего общего. Мы любили разную еду и разную музыку. Мы даже верили в разное.

А потом она ушла, и это разбило мне сердце, так что я чуть не задохнулась. Не знаю, что бы я делала, если бы меня не исцелили.

Теперь я могу признать, что я, должно быть, любила Лину. Не противоестественным образом, нет – но мои чувства к ней явно были своего рода болезнью. Иначе отчего какой-то человек способен разнести тебя вдребезги – и заставить чувствовать себя цельным?

Порыв пройтись окончательно покинул меня. Теперь мне хочется лишь обратно в постель.

Я выключаю свет и закрываю дверь гаража, тщательно задвинув щеколду.

Повернувшись обратно к дому, я вижу на траве листок бумаги, уже испятнанный росой. Минуту назад его тут не было. Кто-то явно просунул его через ворота за то время, что я находилась в гараже.

Кто-то следил за мной – и, возможно, следит прямо сейчас.

Я медленно иду через двор. Я ловлю себя на том, что тянусь за листком. Я наклоняюсь, чтобы подобрать его.

Это зернистое черно-белое фото, явно скопированное с оригинала. На нем – целующиеся мужчина и женщина. Женщина отклоняется назад, запустив пальцы в волосы мужчине. Он улыбается даже во время поцелуя.