Дженнифер Блейк - Дикое желание любви

Ее мать подозрительно быстро опустила взгляд и вдруг заметила какой-то сверток, спрятанный под креслом.

– Что это? – спросила она и подняла его.

Кэтрин почувствовала, как стоявшая рядом няня замерла.

– Всего лишь штопка… – начала Деде, но едва она заговорила, как прямо на колени мадам Мэйфилд из ткани выпал какой-то предмет.

Вскрикнув, она вскочила, и он с глухим стуком ударился об пол. Это был дымчато-черный кусок расплавленного воска в форме человека, пронзенный золотой шпилькой. Никому из троих не было необходимости объяснять, кого представляла эта фигура. Это был магический амулет, джу-джу , для мщения и даже смерти. Он изображал Наварро.

Кэтрин первой вскочила с места. Она схватила фигурку, вытащила из нее шпильку и быстро сжала амулет, превратив в бесформенную массу.

– Мадемуазель! Нет! – закричала Деде. – Я сделала это для вас!

Но Кэтрин заставила ее замолчать, быстро махнув рукой.

– Вот, – сказала она, швырнув в няню шарик воска. – Возьми это и уничтожь. Я не хочу, чтобы ты творила зло от моего имени.

Деде посмотрела на нее долгим взглядом и наконец произнесла:

– Да, мадемуазель Кэтрин.

Она отчетливо выговорила каждый слог ее имени, давая понять, что ее сильно обидели, даже оскорбили. Она сделала глубокий реверанс и с достоинством вышла из комнаты.

После это встала и мать Кэтрин.

– Браво, chérie , – тихо сказала она. – Я аплодирую этому смелому жесту – но ты простишь меня, если я скажу, что нахожу твою защитную реакцию несколько странной?

В салоне мадам Эстель царил полумрак, что не лучшим образом сказывалось на зрении работающих у нее женщин, но было необходимым элементом создания соответствующей атмосферы таинственности и благоговения. Не жалуя более современную мебель времен Директории, мадам предлагала своим клиенткам сомнительный комфорт позолоченных кресел в стиле Людовика XV, обитых скользкой тафтой. Там было множество экзотических предметов: арабский ковер, медная лампа, китайская ширма. Все это должно было умерять претензии тех, кого мадам, родившаяся и выросшая в Париже до террора, считала провинциалами. Расставленные тут и там ароматические палочки наполняли воздух приятным запахом, смешанным с запахом краски новых тканей, сложенных рулонами в подсобном помещении, и отдаленным запахом камфары, используемой для отпугивания моли и мышей.

Среди клиенток у мадам Эстель были любимицы. Ивонна Мэйфилд попала в их число благодаря своей независимости, так похожей на поведение самой мадам, и из-за острого глаза, а Кэтрин – из-за безупречной внешности и необычного цвета кожи: было трудно и приятно шить для нее после одежды для брюнеток, из которых состояло большинство клиенток мадам Эстель.

– Bonjour, Madame, Mademoiselle. Entre, entre [42] Здравствуйте, мадам, мадемуазель. Входите, входите ( фр. ). , – воскликнула она, выходя им навстречу. Черный шелк полностью скрывал ее пышные формы, шелестя при каждом движении. – Мадемуазель Кэтрин, я только вчера о вас вспоминала. Левантийский моряк привез мне двадцать элей [43] Эль – старинная английская мера длины, представляющая собой расстояние от вытянутого среднего пальца до верхней точки плеча (114 см). – Примеч. ред. самого восхитительного шелка прямо из Китая. Я расскажу вам, как заполучила его, только по большому секрету, entendu? [44] Понятно? ( фр. ) – Примеч. ред. Ravissante, ravissante [45] Восхитительный ( фр. ). цвет, идеально подходит к оттенку прекрасных волос Кэтрин. Мое сердце кровью обливается, оттого что вы не замужем, мадемуазель. Я могла бы сшить для вас платье выше всяких похвал.

– Tiens [46] Здесь: вот те на ( фр. ). , Эстель! – смеясь, сказала мадам Мэйфилд. – Вы опять покупаете у контрабандистов и нечестных моряков? Вас поймают, и где вы окажетесь?

– Здесь, chérie, – пока я шью необычайно красивые платья для жен всех, от простого офицера до губернатора.

Мадам Мэйфилд со смехом согласилась.

Кэтрин была почти счастлива, что ее мать завела беседу, но ей показалось, что она увидела в глазах модистки сочувствующий огонек. Наверняка это было плодом ее воображения, но все равно привело в замешательство.

– Вы торопитесь? Нет? Может, выпьете со мной petit noir [47] Чашечку черного кофе ( фр. ). , и я покажу вам этот золотистый каскад шелка? Садитесь, садитесь. Моя помощница принесет нам кофе и все, что закажем. Сейчас… А тем временем взгляните на некоторые мои наброски: это модели нарядов из шелка. Вот к этому прекрасно подойдет светло-желтый жемчуг, который достался вам от бабушки Виллере, мадам Ивонна, – это придаст платью респектабельности. Как я устала от этих пресных цветов, этого вечного белого, белого, белого! Мне безумно нравится, как одеваются эти леди с Сан-Доминго. А вам нет? Чувствуется испанское влияние, но без вульгарности. Эти несчастные беженки с пропитанного кровью острова прямо-таки теряют голову от восторга. Они ужасно ленивы, понятия не имеют, как вести хозяйство, не похожи на настоящих француженок, но нельзя не восхищаться их энергией и яркостью их нарядов. Я предвижу новое направление в моде. Вы не согласны со мной?

Энтузиазм, с которым говорила мадам, невольно захватил и Кэтрин. Сидя в кресле с чашечкой черного кофе в руке, она внимательно слушала объяснения матери насчет цели их визита и согласилась на розовый муслин для своего нового платья, но вскоре и вовсе перестала прислушиваться к разговору и принимать участие в дискуссии о драпировках, пуфах, складках, вставках, тесемках и лентах.

Когда позже, в тесной примерочной, являющейся предметом гордости и больших капиталовложений мадам Эстель, розовый муслин был уложен складками на теле Кэтрин, стоявшей перед большим зеркалом в богато украшенной золотой раме, она одобрила этот бледный, почти несуществующий цвет. Безмолвная, она не стала возражать, когда на ее грудь и плечи лег расправленный золотистый шелк.

– Да, ravissante , – вздохнула мадам Эстель, – Эта безделушка слишком яркая для jeune fille [48] Девушки ( фр. ). .

– Думаю, вы правы, – с сожалением согласилась Кэтрин. Ей нравилось ощущение шелка под пальцами, к тому же он удачно сочетался с ее волосами.

– Извините, мадемуазель, – прошептала мадам Эстель, когда в ателье зазвенел звонок. – Я буду через минуту.

Кэтрин кивнула и, улыбаясь, стала снимать ткань с плеч, однако не удержалась, чтобы в последний раз не полюбоваться шелком.

– Кэтрин, ты должна взять его, – раздался с порога девичий голос. – Это твой цвет.

Этот комплимент был очевидной лестью, и Кэтрин улыбнулась девушке, с которой была давно знакома по школе при женском монастыре.

– Благодарю, Гиги, но, думаю, нет.