Шарль Бодлер - Цветы Зла (сборник)

Как я люблю, о друг мой томный,
Наблюдать, когда
Упругий стан твой кожей темной
Блещет, как звезда.
По волосам твоим смолистым,
Черным и густым,
По знойным их морям душистым,
По волнам живым,
Как ветром утра пробужденный
Призрак корабля,
Я ухожу душою сонной
В дальние края.
Твои глаза, где мысли скрытой
Не дано гореть,
Два зеркала, в которых слиты
Золото и медь.
Когда мелькаешь обнаженной
Мерною ступней,
Ты кажешься мне прирученной
Пляшущей змеей.
И голова младая, ленью
Отягощена,
Напоминает мне движенья
Юного слона.
А тело плавно подражает
Качке кораблей,
Когда они в волнах ныряют
Краем тонких рей.
Когда ты влагой уст влюбленных
Смочишь край зубов,
Как водами рек, напоенных
Снегом ледников,
Тогда душа моя вкушает
Терпкое вино,
И небо звездное стекает
К сердцу мне на дно.

Ты помнишь ли, мой друг, что видел я с тобою
В один из теплых летних дней:
Ту падаль гнусную, у горки под сосною
Лежавшую, среди камней?
Задравши ноги вверх блудницею позорной,
Ядами жгучими полна,
Валялась без стыда она, дыша тлетворно,
И будто ласкам отдана.
И солнца луч сиял над падалью гниющей,
Чтоб, растопясь, она могла
Вернуть сторицею Природе всемогущей
Все, что в одно она слила.
Глядели небеса на труп, их сердцу милый,
Цветком готовый расцвести.
Зловонием таким несло, что поспешила
Ты, вся бледнея, отойти.
Над вздутым животом летали мухи тучей,
И выходили чередой
Полки червей, слюной стекающих тягучей
По этой ветоши живой.
То восходило все, то падало, как волны,
И труп сухим огнем трещал.
Казалось нам, что он, дыханьем слабым полный,
Все разрастался и вспухал.
И мир тот издавал невнятный шум упорный,
Как дождь и ветер средь ветвей
Иль рожь сыпучая, когда крестьянин зерна
Бросает веялкой своей.
Все становилось сном, стирались очертанья,
Как будто образы картин
Заброшенных, чей смысл в своем воспоминаньи
Творец воссоздает один.
За скалы убежав, скрывался пес голодный
И ждал, поджавши хвост меж ног,
Ухода нашего, чтоб оторвать свободно
Им недоеденный кусок.
– И все же будешь ты такой, как мерзость эта,
В которой все – чума и гной,
Звезда моих очей, луч солнечного света,
Ты, моя страсть и ангел мой!
Да, будешь ты такой, царица вожделений,
Когда, заслыша Смерти зов,
Уйдешь ты, под травой и зеленью растений,
Тлеть одиноко средь гробов.
Тогда, моя краса, скажи толпе проворной
Тебя съедающих червей,
Что образ я храню и лик нерукотворный
Уж разложившихся страстей!

Молю о жалости, единая Отрада,
Со дна угрюмых бездн, где сердце пленено.
То мрачный мир, кругом все сыро и темно,
И в сумраке плывут неведомые гады.
Шесть месяцев царит там солнце без тепла,
Других шесть месяцев земля покрыта тенью:
В полярной той стране одно лишь оскуденье;
– Ни зелени, ни струй, ни птичьего крыла!
На свете ничего ужасней быть не может
Той ночи, с Хаосом первоначальным схожей,
И злой холодности тех ледяных лучей;
Завидую судьбе последних я зверей,
Могущих в сне тупом забыть земное бремя,
Так медленно клубок разматывает время!

О ты, которая ножом
Мне сердце скорбное пронзила
И, словно стадо бесов, в нем
Все размела и истребила.
Ты, для кого душа моя
Постелью стала и владеньем,
К тебе навек прикован я,
Как каторжник к своим мученьям,
Как игрока упрямый взор
К столу, как пьяница к стакану,
Как падаль к червю, и не стану
Скрывать проклятый мой позор!
Я попросил кинжал проворный
Вернуть мне волю прежних дней;
Я захотел, чтоб яд тлетворный
Помог трусливости моей.
Увы! от яда и кинжала
Мне был презрительный ответ:
«Судьбе ничтожный раб не жалок,
И для тебя свободы нет.
Безумец! – Если мы, оковы
Разбив, тебя освободим,
Ведь поцелуем ты своим
Труп воскресишь вампира снова!»

На сердце мне приляг, душа глухая,
Любимый тигр, ленивый, томный зверь.
Я погрузить ладонь хочу теперь
Во тьму волос, их трепетно лаская.
В душистые одежды я твои
Вновь погрузить главу хочу больную,
Вдыхая вновь, как розу неживую,
Дух сладостный былой моей любви.
Я спать хочу! Мне жизнь уж надоела!
В пленительном, как Смерть глубоком сне,
Свой поцелуй прижму я в тишине
К холодному, сверкающему телу.
Чтоб заглушить мой утомленный стон,
Я падаю к тебе в изнеможеньи,
В твоих устах река течет забвенья,
И Летой ласк твоих я упоен.
Моей судьбе, отныне мне желанной,
Я предался, принявший свой удел
Покорный раб, который захотел
Разжечь огонь, ему на пытку данный.
Я буду пить, чтоб горе без следа
Залить, яды снотворные, подруга,
Припав к концам груди твоей упругой,
Сердечных мук не знавшей никогда!

С Еврейкой гнусною на ложе засыпая,
Как рядом с трупом спит другой застывший труп,
Я стал мечтать вблизи продажных этих губ
О женщине родной, желанием сгорая.
Предстала предо мной краса ее святая,
Взор, весь исполненный огня и нежных грез,
Благоуханный шлем ее густых голос, —
И память их я звал, для страсти оживая.
О, как бы целовал я стан упругий твой,
От свежих ног твоих до кос смолисто-черных
Запасы истощив ласк жгучих и повторных,
Когда бы, ввечеру, невольною слезой
Ты раз один могла, жестокая царица,
Затмить блестящие, холодные зеницы.

Когда ты будешь спать, красавица родная,
Под черным мрамором и грудою венков,
И заменять тебе и замок и альков
Дождливый будет склеп и яма ледяная;
И камень, грудь твою пугливую сжимая
И бедра томные под тяжестью оков,
Не даст тебе дышать и жаждать новых снов,
И в даль не убежит нога твоя младая,
Могила, друг моей мучительной мечты
(Могила ведь всегда поймет мечту поэта),
Шепнет среди глухой и вечной темноты:
«Какая польза в том, что вы ушли со света,
Не испытавши нег и сердце погубя?»
– И жадный червь войдет раскаяньем в тебя.

Прекрасный зверь, иди ко мне на грудь.
Не выпускай когтей пока ты,
И дай ты мне глазами потонуть
В зрачках из стали и агата.
Когда рукой ласкаю долго я
И голову твою, и спину,
С отрадою все новою скользя
По искрометной шерсти длинной,
В уме жену я вижу. Взор ее,
Как у тебя, мой зверь любимый,
Пронзителен, как жала острие.
И с ног до головы родимой
Пьянящий дух, опасный аромат
Вкруг тела смуглого дрожат.

Схватились два врага; оружье засверкало
И в душном воздухе уж заблестела кровь.
– Те игры, тех мечей звон яростный – начало
Борьбы, когда царит над юностью любовь.
Мечи, как молодость, разбиты! Мы устали,
Подруга! Но зубов нам хватит и ногтей,
Чтоб заменить клинки, с предательской их сталью.
– О бешенство сердец и язвы злых страстей!
В овраг, где средь кустов скользят ночные звери,
Уж падают враги. Мириться им нельзя,
И кровь их обагрит сухие иглы терний.
– Та пропасть темный ад, где наши все друзья!
Покатимся туда, мой враг бесчеловечный,
Чтоб ненависти яд томил нас мукой вечной!