Луи Перго - Пуговичная война. Когда мне было двенадцать

Originally published under the title «La guerre des boutons» by Louis Pergaud.

© Яснов М. Д., Брусовани М. И., перевод, 2018

© Челак В. Г., иллюстрации, 2018

© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2018

«Пуговичная война» – один из самых популярных подростковых романов во Франции, причем и среди юных читателей, и в кругу родителей. Он входит в программы классного и внеклассного чтения, его читают по радио, разыгрывают на школьных сценах и театральных подмостках, придумывают, пишут (и даже публикуют!) продолжения, пытаясь угадать, какая судьба ждала героев романа – Лебра́ка и его товарищей. За столетие бытования романа в литературе его пять раз экранизировали; фильм Ива Робе́ра, снятый в 1962 году, считается классикой французского кино. Старшие узнают в романе черточки и детали своего детства, младшие находят проблемы и положения, с которыми встречаются и сегодня. Детская, подростковая психология малоизменчива. Меняются реалии жизни, и каждое поколение читает свою судьбу с чистого листа. Что до реалий, то деревенская школа, описанная Перго: темы занятий, разговоры в классе, учебники, карты на стенах, поведение одноклассников, реакция учителя – все, если верить воспоминаниям и свидетельствам современников писателя, воскрешает атмосферу Третьей Республики, с ее законом о всеобщем образовании, который подростки принимали в штыки. Не удивительно, что конец перемены всякий раз казался им концом детства!

Роман Луи́ Перго́ появился одновременно с другим французским романом о подростках – с «Большим Мольном» Але́н-Фурнье́. Судьбы писателей оказались схожи: Ален-Фурнье тоже погиб на фронте, ему было 27 лет, Перго – 33. Но если книга Ален-Фурнье преисполнена романтикой юности, то мир Перго иной. Его задачей было ни в коем случае не приукрашивать действительность: он хотел написать «честную книгу». Поэтому деревенская жизнь передается им со всей ее правдой и во всей ее полноте: с плохо скрываемой ненавистью учеников к учителю, с нередко проскальзываемым презрением к родителям и в то же время страхом перед ними, с жестокостью и грубостью, под которыми, бывает, скрываются нежность и беспомощность. И, конечно, подобный уклад жизни прежде всего отражается в языке, в речи героев. Вот так они и говорят – не чураясь дурных слов, высказывая напрямую все, что думают, прибегая к таким оборотам, которые куда как далеки от литературного языка… Неужели автору (а следом за ним и переводчику) «пересказывать» эти разговоры «окультуренным» языком? Тем более что Перго в своем предисловии недвусмысленно и прямолинейно замечает: «Забота об искренности стала бы моим оправданием, если бы я хотел извиниться за рискованные словечки и чересчур образные выражения моих героев».

На все это накладывается «дух времени» – прежде всего жажда реванша, которая переполняла французское общество после фактического поражения во Франко-прусской войне. Это чувство диктует идеи и поступки наших героев, когда, наскучив обычными стычками, мальчишки переходят к экспроприации пуговиц у взятого в плен противника. Эскалация насилия становится главной движущей силой в войне подростков из двух деревень (сколько подобных историй мы узнали за прошедшее столетие!). По мере развития действия их отношения ужесточаются, в них втягиваются взрослые, и вот уже это не игрушечная война двух мальчишеских банд, а чуть ли не глобальная катастрофа, где ни у одной из враждующих сторон нет за душой ни правды, ни справедливости.

Всё было бы куда как сурово, если бы уже в самом начале не возникало имя Рабле. Великий Франсуа Рабле, автор романа «Гаргантюа и Пантагрюэль», остроумец, насмешник, сатирик, гуманист и педагог – вот кто становится путеводной звездой для Луи Перго! И, присягая в верности урокам этого гения, Перго откровенно заявляет, что хотел написать книгу, «которая была бы одновременно галльской, раблезианской и эпической». Галльской – то есть национальной, французской. Раблезианской – то есть написанной в традициях народной смеховой культуры. Эпической – то есть преисполненной значительности, передающей наиболее важные черты современности.

В 1896 году во Франции была учреждена Академия Гонку́ров – в память о знаменитых писателях, братьях Гонку́р. С 1903 года Академия стала присуждать ежегодную премию за лучшую книгу прозы; эта награда быстро превратилась в самую престижную литературную премию Франции, какой и остается по сей день.

Тогда, в середине девяностых годов XIX века, подросток Луи Перго в маленькой деревушке, затерянной в предгорьях Вогезов, и думать не думал, что пройдет немного времени, и он станет одним из первых лауреатов Гонкуровской премии.

Луи Перго родился в 1882 году. Его детство и отрочество совпали со всеми общественными и культурными событиями конца века, которые разворачивались под знаменами Третьей республики (1870–1940), надолго пережившей своих первых свидетелей и летописцев. Франко-прусская война и Парижская коммуна покончили с монархией, но Республика долго вставала на ноги, и в провинции эхо столичных событий вязло в по-прежнему реакционном укладе жизни, в безработице, в бедности, а то и в бессмысленности существования.

Между тем начинался новый век, и оставшиеся два десятилетия, отведенные Перго судьбой и прерванные Первой мировой войной, оказались важнейшими в становлении новой европейской, да и всей мировой культуры.

Всё было новым: живопись шагнула от импрессионистов до кубистов, музыка – от Оффенбаха до Сати; поэзия, поднявшаяся до самых темных высот символизма, вспомнила Рембо и «проклятых» поэтов и попыталась сочетать их иронию и усложненную семантику с последними открытиями живописи; театр был готов к встрече с русским балетом; в журналистике царил дух острой конкуренции, открывались многочисленные журналы и толпы соискателей жаждали стать обладателями множества литературных премий и призов. На смену салонам, которые были центром художественной и артистической жизни Парижа конца XIX века, пришли литературные редакции с их духом свободолюбия и мужской солидарности. Во французском обществе создавался своеобразный, ни на что прежнее не похожий интеллектуальный климат. Всё это войдет в историю как belle époque , «прекрасная эпоха», время слома и смены эстетических позиций. Начинались новые мифы: скорость, механика, симультанность, то есть осознание в искусстве одновременности самых разных процессов. Воинственно вступали в жизнь католическое возрождение и мистические пророчества.