Жан Пиаже - Речь и мышление ребенка

Первый вид, где появляется адаптированный обмен мыслями, – простое сообщение. Вот несколько ярких примеров:

Лев помогает Жео играть в лото: « Это сюда, я думаю ». Жео показывает второй такой же картон. Лев: « Если потеряешь один, тогда один останется ». Затем: « У тебя три одинаковых » или: « Видите, как надо делать ».

Воспитательница Л. называет Ара: «Роже». Пи: « Его не зовут Роже ».

Ясно, что такие высказывания значительно отличаются от монолога вдвоем. Здесь ребенок хочет что-то сообщить собеседнику Он говорит не с точки зрения этого последнего, а уже со своей собственной. В итоге ребенок старается быть понятым и настаивает на своем, если не достигает цели, в то время как в коллективном монологе ему безразлично, куда попадет брошенное слово.

Конечно, в рамках адаптированной информации ребенок может говорить о самом себе так же, как и о любой вещи. Достаточно, чтобы его высказывания были адаптированы, как в следующих двух примерах:

Эз и Пи. « У меня будет завтра один [трамвайный абонемент]. – У меня он будет сегодня днем ».

Эз и Пи строят вместе церковь из кубиков: « Из этого можно сделать параллели. – Я хочу поставить параллели ».

Теперь мы можем уточнить критерии, которые позволят отличить коллективный монолог от адаптированной информации. Коллективный монолог имеет место всякий раз, когда ребенок говорит о себе, за исключением тех случаев, когда ребенок говорит о себе во время совместной работы с собеседником (как в предыдущем примере постройки церкви) и за исключением диалогов. Мы допускаем, что диалог будет иметь место, когда собеседник отвечает на предложение, говоря о предмете, о котором идет речь в этом предложении (как в предыдущем примере о трамвайном абонементе), не говоря чепухи, как в коллективном монологе [8] Что касается этой чепухи, см. с. 14, фразу 30. .

Итак, адаптированная информация имеет место всякий раз, когда ребенок сообщает собеседнику о чем-либо другом, кроме себя, или когда он, говоря о себе, затевает сотрудничество или просто диалог; но пока ребенок говорит о себе, не сотрудничая с собеседником и не затевая диалога, мы имеем коллективный монолог.

Эти определения и неудачные попытки с помощью коллективного монолога приобщить других к действию говорящего делают еще более удивительным тот факт, что у Пи и Льва число высказываний в форме адаптированной информации вдвое меньше, чем коллективных монологов.

Сейчас мы увидим это в точных цифрах. Выясним сначала, о чем осведомляют друг друга оба наши испытуемые и как они спорят в тех редких случаях, когда можно говорить о детских спорах.

Что касается первого из этих пунктов, то следует отметить отсутствие между детьми какого бы то ни было объяснения, в собственном смысле этого слова, если понимать под объяснением причинное объяснение – такое, которое отвечает на вопрос «почему» в смысле «по какой причине» или «на каком основании». Все отмеченные случаи сообщений, которые могли бы походить на объяснения, – статические, то есть описательные и чуждые стремлению изложить причину явлений.

Вот примеры этих статических, или описательных, сообщений:

Лев и Пи. « Это 420 »; « Нет, 10 часов »; « Крыша не такая [говоря о рисунке]»; « Это деревня, большая деревня » и т. д.

Даже при разговоре детей между собой о явлениях природы их взаимные сообщения не касаются причинности:

Лев. «Гром, он катится. – Нет, он не катится. – Это вода. – Но нет, он не катится. – Гром, что это такое? – Гром это… [не заканчивает]».

Это отсутствие причинных объяснений должно быть особенно отмечено, когда речь идет о машинах, автомобилях, велосипедах и т. д., о которых дети говорят иногда между собой, но всегда в этом же статическом ракурсе:

Лев. « Это та же самая рельса »; « Смешной экипаж, автомобиль »; « Велосипед для двух людей ».

А ведь каждый из детей в отдельности способен объяснить механизм велосипеда: Пи – удовлетворительно, а Лев – очень хорошо. У каждого из них множество представлений о механике, но они между собой о них не говорят. Причинные связи остаются невысказанными, и каждый думает о них про себя, вероятно, потому, что ребенок мыслит их скорее образами, чем словами. Одна лишь статическая сущность выражена при помощи слов.

Это свойство особенно поразительно, когда дело идет о сотрудничестве детей в общей игре.

Вот, например, Пи и Эз, занятые совместным рисованием дома.

Пи. « Там нужно кнопочку для света, нужно кнопочку для света… »; « Потом я сделаю этричество… »; « Два этричества, смотри. Будет два этричества. Там все площадки этрические ».

Впоследствии мы увидим некоторые подтверждения гипотезы, согласно которой причинное «почему» вовсе не является объектом разговора детей. В частности, в главе III мы увидим, что объяснения, вызванные ребенком у ребенка от 6 до 8 лет, дурно понимаются в том, что касается отношения причинности. Так что вопросы причинности сохраняются в разговорах детей со взрослыми или младших со старшими. Иначе говоря, у детей большая часть из этих вопросов остается в области интимного и неформулируемого размышления.

Вот те из рассуждений ребенка с ребенком, отмеченные нами у Льва и Пи, которые более всего походят на причинное объяснение; они остаются почти исключительно описательными:

Лев. « Надо бы немного воды. Она очень тверда, зеленая краска, очень тверда… »; « Из картона, ты не знаешь? Ты умеешь это делать, но это немного трудно для тебя, для всех ».

В отношении же характера споров между детьми замечательно то, что здесь наблюдается полнейшее соответствие с описанным явлением: как наши оба испытуемые не сообщают друг другу своих размышлений, касающихся причины и основания явлений, точно так же они и не мотивируют в споре своих утверждений посредством логических «потому что» или «так как». Спор у них, за двумя лишь исключениями, состоит из простого столкновения утверждений без логического оправдания. Он принадлежит к типу, который мы в нашем труде о стадиях разговора между детьми (см. следующую главу) назовем «примитивным спором» и охарактеризуем именно отсутствием мотивировки.

Только что приведенный пример (с. 26: прения между Львом и ребенком того же возраста по поводу грома) очень ясно это доказывает. Вот три других примера, первые два – очень четкие, третий – промежуточный:

Пи. «[Эз говорит Пи:] Ты со мной поженишься. – Я не поженюсь с тобой. – Нет, ты со мной поженишься. – Нет. – Да…» и т. д

Лев. «Посмотри, какое у меня будет хорошенькое 6. – Да это б, но, по правде, это – 9. – Нет, это 6. Ноль. – Ты говоришь ноль, а это неправда, это 9. Это правда. – Нет. – Да. – Это было уже раньше сделано. – А вот нет, лгунишка! Он – сумасшедший ».