Макс Шур - Зигмунд Фрейд. Жизнь и смерть

Мои сорванцы и жена в полном порядке. Она не знает о моем бреде насчет близкой смерти. Пожалуй, это в любом случае было бы лишним» [43] Последнее предложение дает пример той установки, которая сформировалась у Фрейда при борьбе с раком много лет спустя. Он не желал обременять окружающих, посвящая их в свои страдания (см. письмо Эйтингтону от 1 апреля 1925 г., напечатанное в главе 15). Его слова «в любом случае», очевидно, означают: «Если мои опасения беспочвенны, то зачем моей жене знать о них? Если же я действительно смертельно болен, то зачем беспокоить ее раньше времени?» .

Как можно видеть, все это письмо очень напоминает запись аналитической сессии, в ходе которой пациент переживает полный спектр эмоций и выражает все стороны своего «Я». Именно таким образом может быть охарактеризована тональность большей части переписки Фрейда с Флиссом.

В этом письме (от 19 апреля 1894 г.) заметна и неприятная проблема, которая прошла сквозь всю жизнь Фрейда и получила свое отражение во многих его письмах к Флиссу, – никотиновая зависимость. Хотя Фрейд смог преодолеть «травматическую ситуацию», симптомы болезни сердца, сомнения относительно верного диагноза и противоречивое стремление к курению не покидали его, на долгие годы определив основное содержание его писем к Флиссу.

Флисс, по-видимому, не отступал от своего мнения, что именно никотин, а не миокардит – главный виновник всех неприятностей, поскольку Фрейд писал ему в ответ:

«Мой дорогой друг.

Написанные тобой строки были столь приятны мне, что я не могу заставить тебя ждать, пока у меня появятся какие-нибудь новости [44] Такое вступление было характерно для Фрейда; возможность написать о своей персоне отнюдь не равноценна случаю, когда появляется какая-нибудь тема для беседы, о которой можно «сказать что-нибудь». , и должен поделиться с тобой впечатлениями о повседневных событиях.

Я не сомневаюсь, что ты лучше всех разбираешься в этих трудных проблемах, но я опять испытываю затруднения с оценкой моего состояния. Брейер вполне допускает возможность версии, не связанной с отравлением [45] См. предыдущее письмо. В это время Брейер пытался выяснить причины недомогания Фрейда. Тот факт, что к тому времени их отношения утратили прежнюю близость (см.: Джонс. Т. 1. С. 220–267), делал Фрейда вдвойне зависимым от советов и поддержки Флисса в те месяцы. . По-видимому, сердце не расширено, [но] шумы (существенный признак органического заболевания), аритмия и т. д. остаются, несмотря на мое воздержание [46] Можно заметить мучивший Фрейда конфликт. Конечно, версия Флисса о никотиновом отравлении была для него гораздо более приемлема, чем допускаемый Брейером миокардит. Но ведь правота Флисса означала необходимость воздерживаться от курения и далее! . Либидо уже давно приглушено. Один грамм дигиталиса каждые два дня [47] Приличная доза. заметно ослабляет субъективные симптомы и, возможно, влияет на аритмию, которую все же я постоянно ощущаю, когда нахожу свой пульс. Моя депрессия, вялость, плохая работоспособность и легкая одышка – все даже усилилось.

То есть дело обстоит по-прежнему. Я не могу оставить этот прекрасный мир, не попрощавшись с тобой, и эта мысль не покидает меня с самого начала болезни. Не думаю, однако, что обращусь к тебе в ближайшем будущем, но мучительный и бесполезный уход тяготит меня больше, чем любой возможный неутешительный прогноз.

Через несколько дней я пришлю тебе несколько страниц поспешно набросанного мной анализа, в котором можно найти корень невроза.

Я все еще не в состоянии взять себя в руки и подготовить для тебя отчет [48] Вероятно, имеется в виду предварительный вариант «Summary» (см. письмо от 21 мая 1894 г.). , за что очень себя ругаю. Раньше все было иначе. Мертвый штиль [49] Вероятно, эта фраза относится к его общественной и научной изоляции того времени и к временному спаду его творческой активности. в обществе и науке очень беспокоит меня. Я чувствую себя гораздо лучше в суете моей повседневной работы.

Надеюсь, что по крайней мере у тебя все в порядке. Я считаю, что один раз за эти последние дни я все-таки извлек нечто приятное из своей болезни. Несомненно, это случилось как раз тогда, когда я получил от тебя письмо.

Передаю тебе и твоей дорогой Иде самые сердечные пожелания, к которым присоединяется и моя семья.

Твой

д-р Зигм. Фрейд».

Сомнения по поводу диагноза вернулись спустя несколько дней. 6 мая 1894 г. (в свой 38-й день рождения) Фрейд писал:

«Я до сих пор не в состоянии закончить мой набросок по неврозам. Я чувствую себя лучше, временами даже гораздо лучше, но я не бываю свободен от симптомов больше чем половину дня. Мое настроение и работоспособность пребывают в упадке. Я до сих пор не могу поверить, что все это от никотина; в рамках моей практики я имел возможность порядком насмотреться на аналогичные случаи и полагаю, что это ревматический миокардит, от которого практически нет спасения. В течение последних лет я неоднократно обнаруживал у себя ревматические мышечные узелки.

Летом мне хотелось бы на время вернуться [50] В этом письме Фрейд сделал описку. Поначалу он написал «zur Anatomie zuruckfahren», позже исправив на «zuruckkehren». к анатомии; пожалуй, это единственное благодарное занятие».

Последнее предложение указывает на сочетание множества факторов, оказавших влияние на настрой Фрейда: его недомогание, воздержание от курения, одиночество, длительная борьба, которая началась с его попыток понять происхождение невроза, постепенно приведя его к пониманию того, что на самом деле он пытается разобраться в законах функционирования человеческой психики. Хотя в это время он все еще находился лишь в процессе создания своего учения («Очерки об истерии»), он уже, если можно так сказать, превзошел самого себя. Вскоре Фрейд обнаружил, что каждый пациент ставит его перед новыми открытиями и что эти открытия могут быть поняты только в том случае, если он подтвердит их на собственном примере, сам став своим пациентом.

Борьба требовала хотя бы минимального физического здоровья, но, даже не говоря о мучившей Фрейда болезни сердца, отказ от курения лишал его того внешнего стимула, который имел для него особенное значение на протяжении всей его жизни.

Поэтому неудивительно, что Фрейд выразил, по крайней мере в письме, страстное желание вернуться в тихую гавань анатомии, в лабораторию, к микроскопу. Это получило отражение в следующем письме, отрывки которого уже были опубликованы (письмо от 21 мая 1894 г.). Из неопубликованной части я процитирую лишь несколько абзацев.

«Драгоценнейший друг.

Несомненно драгоценнейший, ведь ты изумляешь меня всякий раз, ибо, даже когда ты очень занят или нездоров – или даже и занят, и нездоров, – ты всецело готов принять на себя груз проблем, связанных с моими симптомами. Недосказанность в твоих письмах я начинаю воспринимать буквально как нечто сверхъестественное… Когда я читаю твое письмо, последовательно развенчивающее мои «терапевтически-дилетантские» фантазии, я не нахожу там ни слова о твоем собственном здоровье. С некоторых пор я понял, что ты переносишь страдания лучше и с большим достоинством, чем я, чье настроение постоянно колеблется то в одну, то в другую сторону.