Макс Шур - Зигмунд Фрейд. Жизнь и смерть

Фрейд понял природу промашек (ошибочных действий) лишь на более позднем этапе своей аналитической работы. Следовательно, мы можем утверждать, что, всячески оправдывая Флисса, Фрейд неосознанно наверняка хорошо знал, что именно Флисс виноват в возникшем у пациентки тяжелом осложнении, и даже обвинял его в этом. Его вера во Флисса как во врача сильно поколебалась.

Его истинная позиция более отчетливо обнаружилась в письмах, написанных в то время, когда состояние Эммы было близким к критическому. В них Фрейд позволил себе высказать в адрес Флисса ряд завуалированных упреков. Однако в то время сознательно он был еще не готов занять в этом вопросе более определенную позицию. Очевидно, что тогда Фрейд не мог позволить себе поставить под удар позитивную сторону своего отношения к Флиссу и оберегал ее методами отрицания и смещения вины. Поступки Фрейда в период кризиса красноречиво свидетельствуют о наличии двух разнонаправленных тенденций. С одной стороны, Фрейд не мог не обвинять Флисса в случившемся, но с другой – не мог без него обойтись. Флисс был очень нужен Фрейду в то тяжелое время, время важных открытий и выбора направления дальнейших изысканий. Кроме того, Фрейд был все еще не вполне уверен в собственном здоровье.

Переписка за весь этот период, начиная с февраля и до появления сна об инъекции Ирме (23–24 июля 1895 г.), дает представление не только об изменении самых болезненных симптомов у Фрейда, но и его реакции на них. Эта реакция менялась параллельно сдвигам в его отношении к Флиссу.

Флисс, видимо, изменил свое мнение по сердечной симптоматике Фрейда и теперь приписывал важную роль влиянию патологии носа, однако по-прежнему не снимал своего запрета на курение. Зимой 1895 г. Фрейд в очередной раз простудился и, видимо, заболел хроническим риносинуситом. Когда в конце февраля Флисс прибыл в Вену, чтобы прооперировать Эмму, он часто встречался с Фрейдом и лечил его с помощью тех методов, которые часто использовал и на их «конгрессах» – местной аппликацией кокаина в нос и прижиганием (позже он по крайней мере один раз провел операцию на носовой раковине Фрейда).

Сложно судить, был ли акцент, сделанный Флиссом на патологии полости носа как причине сердечных симптомов Фрейда, следствием развития его взглядов на назальный рефлекторный невроз. Возможно, он являлся новой попыткой ослабить обеспокоенность Фрейда этими симптомами. Могла сказаться и постоянная озабоченность Флисса собственными «назальными» симптомами.

Позже, в конце марта или начале апреля, Флисс пошел еще на одно хирургическое вмешательство. Фрейд отреагировал на эту весть столь же неоднозначно, как и в 1894 г. 11 апреля 1895 г. он писал Флиссу:

«Изыскания остановились на полпути, т. е. ничего нового, нет ни идей, ни новых наблюдений. Я совершенно утомлен психологией и думаю бросить все это на некоторое время. Успехи есть только по книге Брейера [ «Очерки об истерии»]. Через три недели она будет закончена…

До сих пор ничего не говорилось о тебе. Я думаю, что ты вновь начал приходить в себя. Да будет так! Значит, в конце концов, твоя голова снова в порядке. Все кончено; могу ли я в это поверить?»

В этих последних предложениях Фрейд выразил свои надежды и сомнения относительно конечного успеха различных «назальных» операций Флисса. Как мы увидим, этим надеждам, которые были крайне важны для Фрейда в особенности в пору написания им этого письма, не суждено было сбыться.

В письме от 20 апреля 1895 г. весьма заметно характерное присоединение «случая Эммы» к проблемам Фрейда с собственным здоровьем и проявлениям его потаенного конфликта в отношении к Флиссу. Когда состояние Эммы было критическим, Фрейд дал понять Флиссу, что один из приглашенных к Эмме отоларингологов связал ее повторные кровотечения с первой, сделанной Флиссом, операцией. Подобному «наговариванию» на кого-либо другого суждено было еще не раз проявиться в снах Фрейда. Это обстоятельство в дальнейшем мы еще не раз обсудим.

Видимо, Флисс отреагировал на это с большим негодованием, потребовав извинений. 20 апреля Фрейд отвечал:

«Написавший эти строки еще очень слаб, но весьма огорчен, что ты считаешь нужным требовать от G. извинений. Даже если G. придерживается о твоих навыках такого же мнения, как и Вайль, для меня ты всегда останешься целителем, образцом человека, которому смело можно доверить свою жизнь и жизнь своей семьи. Я хотел рассказать тебе о своем недомогании, возможно, посоветоваться по поводу Эммы, но никак не упрекать тебя. Это было бы глупо, несправедливо и полностью противоречило бы моим чувствам…»

В этом же письме Фрейд обсуждал состояние своего здоровья, особо остановившись на предположениях Флисса о назальном происхождении сердечной симптоматики.

«Что касается моего состояния, то мне хотелось бы разделить твою уверенность в том, что источник моих проблем – прежде всего нос, а не сердце. Лишь очень строгий судья обиделся бы на то, что при таком пульсе и дурном самочувствии я часто склонен придерживаться противоположной точки зрения. Я не могу принять твоего предложения и приехать в Берлин сейчас же. Я не в состоянии позволить себе потратить на собственное здоровье 1000–1500 флоринов (400–600$) и даже половину этой суммы. Но я недостаточно деморализован, чтобы принять денежную помощь от тебя [79]. К тому же я считаю, что это совсем не обязательно. Если нагноение [клиновидной пазухи; см. письмо от 26 апреля 1895 г.] являет собой основную проблему, то опасность практически отсутствует, а несколько месяцев небольших неудобств меня не убьют. Если же, напротив, основной проблемой является заболевание сердца, то ты сможешь лишь уменьшить неприятные ощущения. В будущем же мне придется столкнуться с опасностью абсолютно внезапно, чего я совсем не хочу.

Сегодня я чувствую себя более обнадеженным и потому в состоянии писать. С помощью кокаина я избавился от приступа [назального, не сердечного]. Не могу гарантировать, что не приеду на день или два для прижигания или гальванизации [Фрейд имел в виду электрическое или химическое прижигание], но в данный момент даже это невозможно. Как бы я хотел, чтобы ты согласился больше не думать о моем сердце [курсив мой. – М. Ш.]. Счастлив [80]надеяться вновь услышать тебя.

Искренне твой Зигм. ».

Это последнее письмо особенно показательно. Очевидно, что Фрейда все менее и менее заботит состояние его сердца. Несмотря на сохраняющуюся теплоту и доверительность их отношений, Фрейд демонстрирует все большую независимость и оправданно отказывается от любых радикальных процедур. Возможно, он помнил о проблемах, которые возникли у Эммы. Его беспокойство относительно предполагаемых расходов, связанных с поездкой в Берлин, возможно, отчасти было связано с новой беременностью его жены.