Генрих Харрер - Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы

При этом со мной чуть не случилось несчастье. Я отплыл от берега и попал в какую-то топь, из которой едва смог выбраться, собрав последние силы, – мои товарищи даже не заметили моей отчаянной борьбы с тиной.

Так как мы оказались в этих местах в такое время, когда основной поток паломников еще не начался, по пути нам встречались в основном торговцы. Кроме того, иногда попадались и какие-то подозрительные личности – эти края называют еще разбойничьим эльдорадо. Соблазн напасть на торговцев здесь, вблизи рынков, выше, чем где бы то ни было. Самый большой рынок в этих местах называется Гьяньима. Это огромный лагерь, состоящий из сотен шатров, в которых торгуются и совершают сделки. Шатры индийцев сделаны из дешевого хлопкового полотна, а у тибетцев – сотканные из ячьей шерсти и такие тяжелые, что при переноске составляют поклажу одного или даже двух яков.

Мы много часов шли на восток вдоль озера, и нам казалось, что мы идем по берегу моря. Чистую радость от созерцания природной красоты портили только докучливые мошки, которые оставили нас в покое, только когда мы отошли от воды.

Двигаясь дальше в сторону Токчена, мы повстречали караван какого-то знатного человека. Оказалось, это в Цапаран ехал новый губернатор округа, направлявшийся из Лхасы к своему месту службы. Когда мы остановились, наш провожатый-тибетец, с которым нам так и не удалось установить действительно теплых отношений, застыл в глубоком поклоне со шляпой в руке и высунул язык в знак приветствия [11] Древняя тибетская традиция высовывать язык в знак приветствия при встрече с высокопоставленными людьми восходит к представлениям о том, что у демонов, колдунов и отравителей черные языки. Высовывая язык, люди демонстрируют, что они не связаны с темными силами и не имеют дурных намерений. – Примеч. ред . – воплощенная преданность. Он объяснил причину нашего пребывания в этих местах. Тогда свита губернатора опустила ружья и милостиво одарила нас сушеными фруктами и орехами из седельных сумок.

В общем, от европейского могущества в нашем облике не осталось и следа. Да и жили мы скорее как кочевники: уже три месяца спали в основном в походных условиях и комфорта в нашей жизни было даже меньше, чем у местных жителей. В своих маленьких палатках мы могли только спать. Костер и все прочее были у нас под открытым небом, вне зависимости от погоды, в то время как тяжелые кочевнические шатры позволяют не только спать, но трапезничать и заниматься другими делами в тепле и уюте.

Но хотя наш внешний вид оставлял желать лучшего, дух наш окреп, и в нас постоянно совершалась внутренняя работа. Очень немногим европейцам доводилось бывать в местах, по которым мы шли, и мы понимали, что всякие наблюдения и заметки могут оказаться весьма ценны в дальнейшем. Тогда мы еще надеялись, что в обозримом будущем доберемся до цивилизации. Совместно пережитые опасности и тяготы сплотили нас, мы знали все сильные и слабые стороны друг друга и помогали справляться с приступами депрессии.

Дальше дорога шла через невысокие перевалы, пока мы не достигли Брахмапутры, или, по-тибетски, Цанпо. Эта местность имеет большое значение не только для паломников Азии, она очень интересна и в географическом смысле, ведь здесь берут истоки реки Инд, Сатледж, Карнали и Брахмапутра. Для тибетцев названия этих рек связаны со священными животными – львом, слоном, павлином и лошадью. [12] Эти реки берут начало в окрестностях горы Кайлас, впадают в озеро Манасаровар и, согласно тибетскому преданию, вытекая «из ртов четырех животных», несут воды в разные стороны света. Исток реки Сатледж, текущей на запад, – один из ледниковых источников, который традиционно называется Ланчен-Кхамбаб, «Вытекающий изо рта слона»; река Карнали, несущая воды на юг, берет начало юго-восточнее вершины Кайласа в леднике Мапча-Чунпо («Малый Павлин»), и ее исток называется Мапча-Кхамбаб («Вытекающий изо рта павлина»). Брахмапутра (Ярлун-Цанпо) берет начало на юго-восточных склонах горы Кайлас и течет на юго-восток, исток ее называют Тамчог-Кхамбаб («Вытекающий изо рта драгоценного коня»). На севере от Кайласа берет начало Инд, исток которого называют Сенге-Кхамбаб («Вытекающий из пасти льва»). – Примеч. ред . Ведь здесь люди привыкли придавать всем названиям религиозно-символическое значение.

Следующие две недели мы двигались вдоль Цанпо. Мощные притоки, текущие из близлежащих Гангдисе и Гималаев, питают эту реку, она ширится и чем полноводнее становится, тем более спокойным делается ее течение.

Погода стала очень переменчивой. Буквально в течение одной минуты мы то дрожали от холода, то жарились на солнце. Град, дождь и яркое солнце постоянно сменяли друг друга, а проснувшись однажды утром, мы даже обнаружили, что на наших палатках лежит толстый слой снега. Правда, уже через пару часов солнце растопило его, так что от утренней белизны не осталось и следа. Наша европейская одежда оказалась совершенно не приспособленной к настолько частым переменам погоды, и мы стали завидовать тибетским овчинным тулупам с поясом на талии и длинными рукавами, заменяющими перчатки.

Впрочем, несмотря на капризы погоды, мы быстро двигались вперед. Остановки делали в тасамах . Время от времени открывался вид на Гималаи – эти вершины не сравнить ни с одним из тех чудес природы, которые мне доводилось видеть до сих пор. Встречи с кочевниками становились все реже, единственными живыми существами, которых мы встречали на берегах Цанпо, были газели и кьяны .

Мы приближались к местечку Гьябнак, которое значилось последним населенным пунктом в проездном документе. Власть нашего друга из Гартока распространялась только до этих мест. Решение о том, куда нам двигаться дальше, было принято за нас: на третий день нашего пребывания в этом поселении туда прибыл запыхавшийся гонец из Традюна с предписанием явиться туда как можно скорее. Нас хотели видеть два высокопоставленных сановника из Лхасы. Мы без сожаления покинули Гьябнак, который даже трудно было назвать деревней, потому что, хоть там и находилась резиденция какого-то духовного лица провинции Бонпа, дом там был всего один, а ближайший шатер кочевников находился в часе пути. Поэтому мы тут же двинулись дальше и провели ночь в пустынной местности, где обитали одни лишь кьяны .

Следующий день навсегда останется в моей памяти лучшим днем моей жизни. Двигаясь вперед, через некоторое время мы увидели вдали крохотные золотые башенки монастыря. А над ним высились действительно грандиозные, сияющие в утренних лучах ледяные стены. Не сразу мы поняли, что это не что иное, как гималайские восьмитысячники – Дхаулагири, Аннапурна и Манаслу. Мы были поражены этим потрясающим видом, и даже Копп, который не был альпинистом, присоединился к нашим восторгам. А так как Традюн с его филигранными монастырскими башенками был расположен на другом конце долины, мы наслаждались захватывающим зрелищем этих гигантов много часов подряд. Даже то, что пришлось вброд переходить ледяную реку Цачу, не испортило нам прекрасного настроения.