Илья Дименштейн - Наша Юрмала

В июне 1899 года улица Йоменская превратилась в Пушкинскую.

То была инициатива главного полицмейстера курорта барона Мирбаха, решившего увековечить память Александра Сергеевича в день его 100–летия. Правда, "прожила" Пушкинская всего три дня. Мирбах стал главным полицмейстером Рижского штранда в 1897 году. Немецкий барон, он был человеком русской культуры, настоящим ревнителем православия. На его личные пожертвования провели реставрацию храма Святого князя Владимира в Дубулты. Барон не только выделил деньги, но и нашел строителей, с немецкой педантичностью следил за ходом работ. Немало сделал он и для благоустройства взморья. При нем на месте старого дубултского рынка появился новый, была проведена телефонная линия к 20 магазинам взморья. Мирбах ввел купальные костюмы на пляже, приказал снести допотопные купальные будки. В 1899 году полицмейстер взялся за переименование улиц. Первым делом отдал дань уважения прославленному генералу Ермолову: вместо Эдинбургского проспекта появился Ермоловский. А в июне Йоменская стала Пушкинской. Можно представить, каково было негодование другого немца – русофоба барона Фиркса, когда он вышел на Йомас и увидел другое название. А ведь этот поселок был его собственностью. Фиркс наказал владельцам дач "за сутки вернуть прежнее название". Выполнить распоряжение разгневанного барона владельцам дач помогла собственная экономия – название "Пушкинская" они оформили на старых табличках. На этот раз, вооружившись клещами и молотками, просто перевернули их другой стороной. На следующий день, гуляя по Майори, барон убедился, что его распоряжение выполнено в точности. "Йоменская останется Йоменской вовеки, пока эта земля будет принадлежать благородному роду Фирксов", – изрек он. Но и Мирбах не собирался так просто сдаваться. Дело дошло до российского Сената, а тот оставил последнее слово за Фирксом – собственником территории. В 1914 году была предпринята вторая попытка вернуть Пушкинскую в Майори – на сей раз к 300–летию дома Романовых. Инициатором выступило майоренгоф – дуббельнское общество благоустройства, идею благословил генерал – губернатор Лифляндии. К тому времени старшего Фиркса не было в живых, но его наследники были непоколебимы. Не помогли и патриотические манифестации. И слава богу! При всем уважении к поэту Пушкинских улиц хватает, есть и в Риге. А Йомас только одна. Между прочим, по одной из версий, Фирксы любили романы Вальтера Скотта, а одним из их персонажей был веселый английский фермер Йомен. По другой версии – более реальной – название связано со старинным прусским словом Jomen. Так назывались длинные рвы в торфяных болотах, даже в сильный зной редко высыхающие. Вот такой отвратительный "йомен" тянулся когда – то на месте известной улицы.

На Рижском взморье работало немало известных врачей, но знаменитым был один – доктор Нордштем. Николай Лесков даже посвятил ему рассказ.

Принято считать, что первые здравницы появились в Кемери. Это не совсем точно. Действительно, в 1838 году после высочайшего разрешения в Кеммерне(так тогда именовались Кемери) открыли ванное заведение. Но первый санаторий поднялся не там, а на границе нынешних Майори и Дубулты. Здравницу назвали «Мариенбад» – в честь супруги Александра II. Вскоре о ней становится известно в Петербурге. Жители Невы вместо шумного Баден-Бадена все чаще склоняются в пользу Рижского взморья: ближе, дешевле и самое главное – не хуже.

Росту популярности курорт под Ригой обязан в немалой степени и доктору Нордштему. В Лифляндию он перебрался из Кронштадта, где имел долголетнюю практику флотского врача. Участок земли у моря врач приобрел в 1870-м.

Так чем же удивил столичных шишек доктор Нордштем? Вот что писал Николай Лесков в рассказе «Колыванский муж»: «Чудесный старик-немец…Больных заставлял ходить по берегу то босиком, то совсем нагишом. В аптечное лечение не верил нисколько и над всеми докторами смеялся…»

Подагру, ипохондрию и другие тогдашние «модные болячки» Нордштем лечил физической терапией и закаливанием: распиливание и рубка дров, долгие прогулки по берегу и дюнам. Глядя на измотанных господ, возвращающихся с «терапии», окрестные крестьяне только качали головами – «не санатория, а тюрьма». (Между прочим, чуть раньше в Москве соотечественник Нордштема врач Христиан Лодер основал лечебницу несколько иного профиля – пациенты пили минералку и потом совершали небольшой моцион. Наблюдая через ограду за праздно гуляющей публикой, московские простолюдины называли такое лечение «гонять лодера», а самих больных – лодырями).

У пациентов Нордштема «гонять лодера» времени не оставалось.

В терапию входило и морское купание. Только если сильному полу дозволялось принимать морские ванны в заливе, то слабому – воду грели. Нелегкой была подготовка к процедуре: в начале воду ведрами таскали в емкости, устроенные в дюнах. Затем ее подогревали на огне, и потом по трубам вода поступала в ванны. Так вот: водоносами были сами пациенты лечебницы.

Среди тех, кого «чудесный старик» поставил на ноги, были такие знаменитости, как Иван Александрович Гончаров, приезжавший в Дуббельн девять сезонов подряд, Николай Лесков, адвокат Кони, популярный тогда писатель Боборыкин. Не говоря уже об «их сиятельствах» и «ваших благородиях», которых с каждым годом на взморье становилось все больше.

Что касается Лескова, то он приехал на Рижский штранд в 1879-м и снял комнату неподалеку от «Мариенбада» – в Пумпури, которые тогда назывались Карлсбадом. Нордштем остался в памяти писателя не только как самобытный врач.

«Жил он холост, – пишет Лесков в рассказе. – Брак считал недостойным и запоздалым учреждением…ходил часто без шапки, с толстой дубиной в руке, ел мало, вина не пил и не курил, и был очень умен».

А Майори с открытием «Мариенбада» из обычного поместья с лугами да лесом превращаются в престижный курорт. Лишь в 1870-ые там появляются первая гостиница, рынок, парк и концертный зал. О последнем – стоит сказать особо. Находился он на Йомас, на том месте, где сегодня Юрмальский дом культуры и назывался – концертный зал Горна. По имени хозяина. В концертном зале выступали лучшие симфонические оркестры из Хельсинки, Берлина. На рубеже столетий там выступала и знаменитая Анастасия Вяльцева – звезда российской дореволюционной эстрады. В 1896-м в саду прошел первый на взморье сеанс «живой движущейся фотографии» – кинематографа. За год до начала Первой мировой в Майори вспыхнул сильнейший пожар – сгорели все деревянные постройки улицы Йомас. Не пощадил пожар и сад Горна. В 1960-е на этом месте построили кинотеатр «Юрмала», который сейчас переименован в Дом культуры.