Фредерик Понс - Месье Путин: Взгляд из Франции

Путин попытался настаивать, но его просто не поняли. Наконец один из представителей старой гвардии ему устало объяснил: «Для нас инструкция и есть самый главный закон». Сам Путин прокомментировал это следующим образом: «Так они были воспитаны, так работали. Я так не мог. И не только я, но и практически все мои ровесники».

Он понимал, что все «старики» думают так же. В такой атмосфере он проработал около шести месяцев. Кроме того, Путин не был членом Коммунистической партии, и ему пришлось в нее вступить. Это было обязательным правилом для всех работников разведки и госбезопасности. Однако это не мешало им привлекать к работе снятых с должности партийных деятелей. Присутствие этих бывших партийных аппаратчиков причиняло неудобство настоящим профессионалам, так же, как и различные решения, принятые партией, которые КГБ должен был исполнять. Не будучи диссидентом – «хорошо это или плохо», – Путин вспоминал, как сильно был удивлен, когда в 1980-х годах в ссылку был отправлен Андрей Сахаров или когда в Москве бульдозерами были уничтожены произведения непризнанных властью художников. В КГБ отказывались это делать, говорили, что это глупо, вспоминал потом Путин, но в Управлении пропаганды и агитации ЦК партии в Москве решение все равно было принято.

Именно в это время его друг Сергей Ролдугин открыл для него Симфонию № 5 ре-минор Дмитрия Шостаковича, исполняемую Ленинградским филармоническим оркестром. Истинный ленинградец, композитор скончался в Москве 9 августа 1975 года. Путина увлекла история этой партитуры и этой музыки, сочиненной за три месяца в 1937 году в ответ на репрессии и аресты сталинской эпохи. В то время все композиторы, за исключением Бетховена, считались властью подозрительными. Шостакович тоже.

Трое членов его семьи были отправлены в сталинские лагеря, где и сгинули. Объявленный врагом народа за «мелкобуржуазный формализм», маэстро был вызван на допрос. С этого обычно начинался арест. Ему удалось избежать худшего, поскольку его следователь сам был арестован незадолго до этого. Путин восхищался талантом музыканта, которому исполнился всего тридцать один год, когда он написал эту симфонию. Почти столько было и Путину, когда он открыл для себя это произведение. Он разузнал все о симфонии. Эта классическая музыка полна героического лиризма и церковных песнопений. Иногда в ней сквозит отчаяние, слышатся стенания, напоминающие о жертвах репрессий. Слушая в течение сорока пяти минут этот образец чистого искусства, Путин без сомнения понимал тщетность официальных запретов, пытающихся регламентировать каноны правды и красоты. Эта ошибка свойственна всем тоталитарным государствам.

Путин скучал в ленинградском отделе контрразведки. Как и все молодые сотрудники, он мечтал о внешней разведке, что позволило бы ему путешествовать, иметь некоторые преимущества. Но внешней разведкой занимались т. н. «белые воротнички», в противоположность контрразведке, где работали признанные неудачники. Подав несколько заявлений о переводе, Путин наконец был направлен во внешнюю разведку. Ему надлежало провести один год в Москве, занимаясь подготовкой, но и здесь его ждало разочарование: он хорошо работал в Первом главном управлении (внешняя разведка), но его снова отправили в Ленинград. Ему пришлось провести там еще четыре с половиной года. Ему казалось, что он теряет свои лучшие годы жизни. Наконец Путину было присвоено звание старшего офицера, и появилась надежда сделать карьеру, вместе с предложением учиться в престижном Краснознаменном институте КГБ СССР имени Ю. В. Андропова, называющемся теперь Академией внешней разведки.

Для него это был первый шаг к зарубежным командировкам. Только нужно было хорошо себя показать. «Платов», такова была его новая фамилия в институте, где все должны были жить под вымышленными именами, подвергся суровым испытаниям, ведь поведение каждого кандидата непрерывно тестировалось. Проверялись их способность понимать и выполнять поставленное задание, ловкость установления контакта с другими лицами, умение отобрать и завербовать источник информации. Подвергалась проверке и их вера в свою страну, лидеров и советские ценности. «Мы должны были быть уверены в каждом кандидате, как мы уверены в нашей правой руке», – рассказывает полковник Михаил Фролов, бывший инструктор и оценщик в Краснознаменном институте. В конце обучения кандидатов оценивали по многочисленным критериям, действующим и по сей день – за исключением пункта о верности советским идеалам и ценностям. Назначение зависело от результата тестирования. Но инструкторы были в сомнениях по поводу Путина-Платова.

«Вот про Владимира Владимировича не могу сказать, что он карьерист, – вспоминал полковник Фролов. – Хотя некоторые отрицательные качества я тогда в его характеристике назвал. Мне казалось, что он человек несколько замкнутый, необщительный. Это, кстати говоря, можно считать как отрицательным, так и положительным качеством». Путин казался слегка отстраненным, но «он был остроумный, за словом в карман не лез». В конце концов итог оказался положительным. Прекрасное владение немецким языком сыграло свою роль.

Путина послали в зарубежную командировку, как он и хотел, но он опять остался разочарованным. Его назначение не вызвало воодушевления. Он мечтал о Западной Германии, Бонне, Франкфурте или Гамбурге, городах за «железным занавесом». А его направили в Восточную Германию. Эта «братская страна» была всего лишь чуть более экзотична, чем родной Союз. Она сильно смахивала на «провинцию» Советского Союза. И потом Путина послали не в Берлин, а в Дрезден, второстепенный, небольшой городок, в котором карьеру не сделаешь.

Молодой офицер об этом жалеет, но он уже растерял свою наивность. После десяти лет однообразной работы по отслеживанию диссидентов, верующих и возможных агентов Запада его романтическое представление о КГБ, рожденное фильмом «Щит и меч», осталось далеко позади. Тем более его стаж работы позволял Путину более свободно разговаривать с офицерами, вернувшимися из командировок, либо окончательно, либо для продолжения работы в Москве или Ленинграде.

Эти разговоры быстро вернули его с небес на землю. То, что рассказывали уважаемые практики, совершенно не соответствовало заявлениям официальной пропаганды. Рассказы даже вступали в противоречие с официальными выступлениями советских лидеров и информацией, появляющейся в прессе, подконтрольной режиму. Путин отметил большую разочарованность своих коллег по разведке в отношении капиталистического Запада или Афганистана, где Красная Армия с 1979 года несла тяжелые потери. Лучше информированные, чем остальное население или даже гражданские власти, эти офицеры разведки позволяли себе говорить более открыто, но делали они это лишь в тиши кабинетов или в столовой КГБ. Путин рассказывал: «Ведь это говорили люди, которых мы уважали, авторитеты в хорошем смысле слова. И вдруг их мнение шло вразрез с общепринятыми, устоявшимися шаблонами. В разведке тогда позволяли себе мыслить иначе, говорить такое, что мало кто мог себе позволить. После таких разговоров задумываешься, что-то переосмысливаешь».