Норман Мейлер - Белый негр. Поверхностные размышления о хипстере

За то время, пока мы жили в Париже, мне удалось избавиться от некоторых вредных привычек – по крайней мере, слезть с бензедрина и секонала, но полтора месяца воздержания от наркотиков атрофировали мой мозг и стоили мне огромного напряжения. Когда мы вернулись в Нью-Йорк, город показался мне мертвым. Я чувствовал, что нахожусь на грани. Жена была беременна. Внезапно я осознал, что у меня просто не хватает сил поддерживать безумный ритм жизни последних нескольких лет. Поэтому мы подыскали себе домик в пригороде. Прежде чем он нам наскучил и мы захотели вернуться обратно в Нью-Йорк, каждый из нас успел неплохо над собой поработать. За эти два года медленной работы я написал «Белого негра», шестьдесят страниц романа, некоторые вещи из тех, что вошли в эту книгу, а также переделал «Олений заповедник» в пьесу. Предпочту, однако, до поры оставить все подробности. Впереди меня ждала переписка с Уильямом Фолкнером при посредничестве одного моего друга.

Переехав в пригород, я решил бросить курить. Пару раз я пытался сделать это в Нью-Йорке, но спустя несколько недель неизменно срывался: когда куришь по сорок сигарет в день, завязать с никотином ничуть не легче, чем с героином. Но на сей раз я вдобавок начал заниматься боксом. Мой отчим, который в свое время был профессионалом, всегда надевал перчатки вместе со мной. Нет ничего плохого в том, чтобы набрать форму, говорил я себе. И дрался. Честолюбиво, азартно, напряженно, раскрывая в себе новую жестокость и новую пассивность. И обходился без сигарет четыре месяца кряду. В то время меня разнесло до ста семидесяти пяти фунтов, однако я пребывал в хорошей форме и мои чувства были обострены: я научился получать удовольствие от сотен вещей, в которых раньше не находил ничего особенного. Впервые за два года беспрерывных марихуановых зависов я начал ощущать, что набираю больше сил, чем успеваю растратить. Все шло хорошо, за исключением того, что писать никак не получалось: прояснения случались, но вот связность мыслей хромала так, будто голова была набита соломой.

Для меня это была первая передышка за долгие годы, и я ходил словно мешком по голове ударенный. Я по-дурацки чувствовал себя в компании; стоило мне о чем-то задуматься, как в ассоциативных рядах неизбежно возникали пробелы. Я опасался, что это может быть расплатой за все те годы, что я калечил себе нервы бензедрином и секоналом. Временами меня накрывало ощущение невыносимости дальнейшего творческого бездействия, и я стал жить с уверенностью, что просадил свой талант.

Таким был общий фон моих размышлений, когда ко мне на уик-энд приехал погостить Лайл Стюарт [3] Лайл Стюарт (Lyle Stuart, 1922–2006) – американский независимый журналист и издатель, основатель издательств «Lyle Stuart Inc.» (просуществовало до 1989 года), «Barricade Books» (существует до сих пор) и ежемесячного таблоида «The Independent». Известен публикациями литературы леворадикального и анархического толка: в частности, издал «Поваренную книгу анархиста» Уильяма Пауэлла в 1971 году, кроме того, в 1984 году впервые в США издал автобиографию Фиделя Кастро, сторонником чьих взглядов являлся в 1960–1970-е годы. Сам себя называл «фанатиком Первой поправки». В период, описываемый Мейлером, занимался журналистскими расследованиями для своего таблоида и публиковал, в числе прочих, книги психолога Альберта Эллиса «The Case for Sexual Liberty» («Дело о сексуальной свободе»), «Sex Without Guilt» («Секс без вины»). Неоднократно (с переменным успехом) отстаивал свои права и убеждения в ходе громких судебных процессов. Также был профессиональным игроком в карты и известен своими книгами о стратегиях азартных игр. . Как-то вечером мы спорили с ним о степени свободы слова в масс-медиа. Стюарт был настроен оптимистичнее меня и обронил между делом, что не существует в мире такой точки зрения, которую бы его ежемесячник (газета «The Independent») не решился опубликовать. Я возразил ему, что если изложу на полстраницы свои соображения по поводу интеграции в школах, то ни одно крупное издание не возьмется их печатать, даже если предварительно они появятся в «The Independent».

На что Стюарт ответил мне: «А ты напиши – вот тогда и поглядим».

Той же ночью перед сном я набросал по этому поводу несколько фраз. Текст вышел неприкрыто жестким и безапелляционным. Я чувствовал потребность изложить все, что думаю на сей счет, причем в нарочито неприятной манере, чтобы мое мнение нельзя было просто так проигнорировать. После долгих и неуклюжих попыток нащупать каждое слово распухшим языком никотинового наркомана в завязке, у меня получилось следующее:

«Почему бы нам, наконец, не взглянуть на ситуацию в южных штатах честно и непредвзято? Любой, кто знаком с Югом не понаслышке, знает о страхе белого человека перед сексуальной мощью негра. Что же до самого негра, то, терзаемый сознанием своего рогоносного бессилия, он продолжает копить в себе ненависть, отчего с каждым днем становится только сильнее.

Ибо на протяжении двухсот лет белый обладал его женщиной как символически, так и в прямом смысле этого слова. И именно это в действительности подразумевают литературные критики, говоря о южном бремени кровной вины.

Вся ирония в том, что одна мысль о равенстве с негром в пределах классной комнаты вызывает у белого стойкое отвращение, ведь он и без того ощущает над собой чувственное превосходство негра. Поэтому белый на уровне подсознания чувствует справедливость старого порядка, при котором сексуальное превосходство негра уравновешивалось расовым превосходством белого.

В рамках данной логики, коренящейся в подсознании белого южанина, наделение негра полноценными гражданскими правами суть роковой шаг, равнозначный признанию его победы над белым. Белые южане не желают мириться с историческими превратностями, невзирая на то, что процветание негра на фоне их временного, но оттого ничуть не менее неизбежного духовного порабощения наверняка пойдет на пользу обеим расам – не говоря уже о сугубо моральных аспектах справедливости такого положения вещей».

Стюарт остался доволен. Он был уверен, что новостные агентства непременно за это ухватятся. Мы заключили с ним пари, после чего Лайл Стюарт забрал мое «президентское послание» и увез его домой.

Стюарт – здесь нужно отдать ему должное – всегда был первоклассным журналистом, поэтому, повинуясь внутреннему чутью, он первым делом отправил мою писанину Фолкнеру, который, в свою очередь, решил не тянуть с ответом и написал мне следующее:

«За последние лет двадцать мне неоднократно доводилось слышать эту идею, однако впервые ее пытается донести до меня мужчина.

Обычно подобными мыслями со мной делились дамочки лет сорока – сорока пяти родом с Севера или со Среднего Запада. Не знаю, что бы на это сказал психиатр».