Мадьяр Балинт - Анатомия посткоммунистического мафиозного государства. На примере Венгрии

Организованное криминальное «надполье» идет еще дальше. Даже если связь с криминальными элементами сохраняется, руководители местного муниципалитета осуществляют отстранение арендаторов, их замену на своих клиентов, членов своей приемной политической семьи сами. А затем последние, пробыв несколько дней в положении псевдоарендаторов, становятся на льготных условиях собственниками арендуемого помещения. Право на замену статуса арендатора на статус льготного собственника, его перенесение с арендатора на арендуемое помещение открыли институциональный путь от единичных «махинаций» к организованной преступности, субъектом, мотором которой является не криминальное подполье, а местная властная элита [5] http://atlatszo.hu/2015/03/02/ennel-a-nagysagrendu-penznel-nincsenek-partszinek-portik-tamas-ingatlanokrol-olajos-alvilagrol-politikai-kapcsolatokrol/ . Эта операция снова становится одноэтапной : внизу используются средства обмана и принуждения. Но здесь трудно говорить о коррупционной сделке, так как незаконный бенефициар и лица, осуществившие незаконную операцию, не составляют две отдельные группы, вступающие в сделку друг с другом, а одинаково являются членами приемной политической семьи. В этом случае местная администрация не оказывается во власти некой внешней силы – она сама действует как мафия с применением имеющихся в ее распоряжении административных и принудительных средств.

Таким образом, в мафиозном государстве систематическая коррупция в масштабах всей страны уже не может быть отнесена к классическому повседневному или криминальному типу, ведь на этой «ступени развития» коррупция из отклонения от нормы, которое необходимо скрывать, превращается в практику, возведенную в ранг государственной политики и направляемую из центра. Здесь уже не олигархи подчиняют государство своему контролю, а политические предприниматели присваивают себе право назначения олигархов. Иначе говоря, не какая-либо экономическая группировка берет в свои руки контроль над определенными сегментами обособленной от нее как в кадровом, так и в организационном отношении политической деятельности, а политическое предприятие само превращается одновременно и в экономическое , покоряя как мир политики, так и мир экономики и формируя с помощью всего арсенала средств государственной власти свою мафиозную культуру. В период первого прихода к власти партии «Фидес», в 1998–2002 гг., создание этой модели еще наталкивалось на сильные институциональные преграды. В то время наличие законов, требовавших конституционного большинства в две трети голосов, так или иначе еще поддерживало систему демократических институтов, которая, правда, и тогда уже была подвержена эрозии. Не имея конституционного большинства в парламенте, нельзя было добиться монополизации власти и ликвидации разделения властей, что является одной из основных предпосылок возникновения мафиозного государства. Однако после 2010 г. за отсутствием этого тормоза строительство мафиозного государства пошло полным ходом.

В мафиозном государстве частные интересы подменяют интересы общества уже не от случая к случаю, а постоянно и систематически. Практически нет такой сферы деятельности этого государства, которая не была бы подчинена совокупным интересам укрепления власти и обогащения. Мафиозное государство – приватизированная форма паразитического государства .

В ходе смены режима в Венгрии сложилась действительно образцовая система политических институтов демократии западного типа. В то же время продолжали существовать и те формы поведения восточного типа, которые, можно сказать, системно чужды либеральной демократии. В течение «двух смутных десятилетий» с 1990 по 2010 г., как задним числом заклеймили период после смены режима руководители «Фидес», политический строй западного образца вел борьбу с восточной моделью приобретения имущества и собственности .Таким образом, выборы и смены правительств были не просто вехами коррекционных процессов внутри одной системы ценностей в русле консенсусной модели общества, а отчаянными сражениями в борьбе за захват собственности и новых имущественных позиций. В этой борьбе восточные образцы непотизма, поддержанные политической элитой и вызвавшие социальную и политическую турбулентность, подорвали и в конечном итоге практически поглотили систему политических институтов западного типа, сложившуюся в ходе смены режима. Конечно, напрашивается законный вопрос: почему в борьбе системы институтов западного образца и культуры восточного образца победила последняя?

Для объяснения этого краха и обстоятельств приобретения партией «Фидес» конституционного большинства на выборах необходимо, с одной стороны, четко определить ответственность различных политических игроков (преступления, ошибки, бессилие и т. д. правящих партий, а также сознательную военную стратегию партии «Фидес», направленную против системы институтов либеральной демократии), а с другой стороны, выяснить вытекающие из структуры и сознания венгерского общества социологические причины, которые послужили основой для наступательной правой политики. Вместе с тем лишь несчастное стечение этих обстоятельств могло привести к тому, что Венгерская Республика роковым образом превратилась в мафиозное государство. Та эволюция, которая в бывших республиках СССР была прямолинейной, в Венгрии совершилась кружным путем. В этом смысле то, что произошло в Венгрии, все же нельзя считать роковой неизбежностью .

«В 1989 г. еще могло казаться, – пишет Петер Тёльдеши [6] Tölgyessy P. Rajtunk múlik. (Это зависит от нас). Index , 2014.12.23. http://index.hu/belfold/2014/12/23/tolgyessy_peter_elemzes_masodik_resz/ , – что мы, венгры, всего лишь должны следовать практике социальной рыночной экономики и строительства правового государства, которая сложилась в Германии, руководствовавшейся боннским Основным законом, а позже была опробована целым рядом стран. Затем, создав новую, венгерскую модель развития, опирающуюся на отечественные традиции, и прилагая упорные усилия, можно будет в обозримом будущем догнать западные страны. Однако после перелома 1989 г. в Венгрии наступил не период догоняющего развития с форсированным развитием средних слоев населения, которое за несколько десятилетий позволило бы достичь уровня европейских стран, а затяжной кризис. Наследие коммунизма оказалось гораздо более обременительным, чем ожидалось ранее. Быстро выяснилось, что половинчатая мелкобуржуазная эволюция, наблюдавшаяся в эпоху Кадара, не открыла пути для непосредственного перехода к настоящему рыночному капитализму. Для людей, выросших в атмосфере сговора и обхода правил, приспособление к конкуренции на мировом рынке было сопряжено с гораздо бóльшими трудностями, чем для граждан других стран Центральной Европы. В освободившейся стране вдруг выяснилось, что инстинкты, стремления и надежды венгров, их культура и модели поведения имеют серьезные изъяны и конфигурацию, характерную скорее для Восточной Европы и Балкан, чем для Центральной Европы».