Хелен Раппапорт - Застигнутые революцией. Живые голоса очевидцев

Назначив сама себя гранд-дамой по организации деятельности британской колонии в военное время, леди Бьюкенен была несколько обескуражена, когда на ее территорию посягнула соперница в облике хрупкой и болезненной, но склочной и решительной леди Мюриэл Пэджет. Страстная филантропка, девять лет руководившая работой столовых для бедных в нищих районах Лондона, леди Мюриэл принадлежала, как и супруга посла, к верхушке аристократии: она была дочерью графа Уинчилси и супругой баронета {98} 98 Детали ее жизни и деятельности представлены в издании: Wilfred Blunt, Lady Muriel, а также в изданиях: Sybil Oldfield, Women Humanitarians, London: Continuum, 2001, p. 160—1633; Anne Powell, Women in the War Zone, pp. 296–297. . Услышав об ужасных потерях русской армии на Восточном фронте, леди Мюриэл провела и реализовала через группу своих сторонников в Великобритании (в числе которых была и Королева-Мать Александра) идею о создании в России под эгидой Красного Креста Англо-русского госпиталя {99} 99 Wilfred Blunt, Lady Muriel, p. 59. . Являясь его главным организатором, она возглавила медперсонал госпиталя, состоявший из хирургов, врачей, санитарок, двадцати дипломированных медицинских сестер [25] Дипломированные медицинские сестры являлись сестрами Красного Креста, в основном из госпиталей Сент-Томас и Сент-Бартс в Лондоне. и десяти сестер милосердия. У нее были также планы создать в России еще три полевых госпиталя. Англо-русский госпиталь в Петрограде финансировался за счет пожертвований британской общественности и располагал койко-местами на 180 раненых (могло поместиться и двести человек, если сдвинуть койки вплотную). Уступив уговорам сэра Джорджа Бьюкенена, свой дворец в стиле необарокко предоставил госпиталю на время войны великий князь Дмитрий Павлович.

Расположенный под номером 41 на Невском проспекте, на углу Аничкова моста напротив дворца вдовствующей императрицы на Фонтанке, дворец представлял собой красивое темно-розовое здание с лепниной, с пилястрами и бордюром кремового цвета, но его пригодность в качестве госпиталя оставляла желать лучшего [26] Построенное в восемнадцатом веке и известное в качестве дворца Белосельских-Белозерских, это здание было реконструировано в девятнадцатом веке и в 1883 году куплено великим князем Сергеем Александровичем и его женой Эллой, сестрой императрицы. После того как великий князь в 1905 году был убит, его жена приняла постриг и подарила дворец великому князю Дмитрию Павловичу, который сохранил здесь для себя частные апартаменты на первом этаже. Именно здесь он с Феликсом Юсуповым укрылись, все в истерике и в крови, после того как убили Распутина. . Его система канализации была крайне устаревшей, а водопровод отсутствовал {100} 100 Geoffrey Jefferson, So This Was Life, 85. . Пришлось в срочном порядке обеспечивать здание ваннами и туалетами, одновременно перестраивая позолоченный концертный зал с высокими потолками и две смежные просторные гостиные в больничные палаты. В других разделенных перегородками помещениях оборудовали операционную, рентгенологическое отделение, лабораторию и стерилизационную комнату. Прекрасные паркетные полы во дворце накрыли линолеумом, а гобелены, стенную драпировку из дамасского шелка и лепнину с изображением херувимов зашили фанерой.

Новый Англо-русский госпиталь, над парадной дверью которого был гордо поднят флаг Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии, более крупный и лучше финансируемый, неизбежно затмил руководимый леди Бьюкенен скромный госпиталь британской колонии на Васильевском острове с его сорока двумя койками для солдат и восемью койками для офицеров {101} 101 Некоторые другие иностранные диаспоры также финансировали деятельность ряда госпиталей в Петрограде во время войны: на Спасской, 15, находился госпиталь американской колонии; действовал госпиталь имени бельгийского короля Альберта; голландский госпиталь располагался на Английской набережной, 68; датчане курировали два госпиталя – на Сергиевской, 11, и госпиталь для нижних чинов имени вдовствующей императрицы Марии Федоровны (датчанки по рождению) на Почтамтской, 13. Были также французские, швейцарские и японские госпитали для раненых. См.: Юрий Виноградов, «Лазареты Петрограда», http://www.proza.ru/2010/01/30/984. . Он был официально открыт 18 января 1916 года вдовствующей императрицей и двумя старшими дочерьми императора, Ольгой и Татьяной, в присутствии других великих княгинь и князей, а также семьи Бьюкененов. Леди Бьюкенен позировала для обязательной групповой фотографии в большой шляпе и в мехах, однако при этом не скрывала своего негодования. «Я не имею ничего общего с Англо-русским госпиталем, – жаловалась она впоследствии своей невестке, – поскольку леди Мюриэл Пэджет строго проследила за тем, чтобы я оставалась в стороне» {102} 102 Lady Georgina Buchanan, letter 16 December 1916, Glenesk-Bathurst papers. . И это было правдой, так как леди Джорджина была полностью поглощена своей гуманитарной деятельностью, которая распространилась даже на организацию в феврале благотворительного представления “Lady Huntworth’s Experiment” («Испытание леди Хантворт») лондонской труппы миссис Уоллер, совершавшей турне по Европе, – все вырученные средства пошли на приобретение «теплой одежды для российских солдат» {103} 103 Газета «Новое время», 6 февраля 1917 года. .

Той зимой леди Джорджина была вездесуща: она не только работала в посольстве и на раздаточном пункте для беженцев, но также занималась сортировкой больничного имущества на складе Красного Креста и оказывала помощь русским военнопленным, вернувшимся домой. «Я раздала рубашки, носки, табак и проч. почти 3000 человек; кроме того, я передала им всю одежду для их жен и детей. Они так благодарили меня в своих письмах!» – отмечала она в письме домой. Однако к началу 1917 года она жаловалась, что «не может выкроить ни минутки, чтобы присесть, а что касается того, чтобы почитать или позволить себе какую-либо другую подобную роскошь, об этом нельзя даже подумать». Ее госпиталь был переполнен. Ни одна койка не пустовала более суток; «в действительности, каждый день нам названивали по телефону, интересуясь, не можем ли мы принять еще раненых;…у нас уже кончается все необходимое» {104} 104 Lady Georgina Buchanan, letters of 7 October 1916 and 20 January 1917, Glenesk-Bathurst papers. . Англо-русский госпиталь также энергично осаждали. Едва открывшись, он до отказа заполнился тяжелыми пациентами, у многих из них были ужасные гнойные раны. В основном это стало результатом газовой гангрены, которая была настоящим бичом (по оценке хирурга Джеффри Джефферсона) русских войск на передовой. Запах от гнойных ран был ужасен, многих раненых доставляли до Петрограда с фронта четыре или пять дней. И было слишком холодно, чтобы для проветривания держать окна открытыми более нескольких минут {105} 105 Geoffrey Jefferson, указ. соч., pp. 84—6; Michael Harmer, Forgotten Hospital, pp. 67—8. .