Диана Найяд - Не дыши!

Моя мама убедила меня найти работу, накопить немного денег и уехать учиться во Францию по программе обмена студентами. Я стала официанткой в Howard Johnson's [15] Howard Johnson’s (или Howard Johnson) – известная сеть ресторанов и придорожных отелей в Северной Америке и Канаде. Первый Hojo’s (сленг) был открыт в 1925 году Говардом Диирингом Джонсоном. В 2005 году осталось всего 8 из 202 ресторанов. . Каждую ночь в гостиной я вываливала на ковер все чаевые, полученные за смену. Сидя на корточках, мы с мамой сидя разбирали все четвертаки и складывали из них столбики. Каждый раз Люси волновалась так, будто это была самая важная ночь в нашей жизни.

Программу по обучению за рубежом мне предложил колледж Лейк-Форест, недалеко от Чикаго. Так я оказалась во Франции. Идеальный вариант. Я снова начала открываться людям, стала счастливее. При этом я сильно переживала, смогу ли я долго находиться в чужой стране. Наши преподаватели оказались замечательными – всегда готовыми помочь, профессионалами. Теперь я благодарила судьбу, что та подарила мне полгода во Франции.

Занятия проходили в Дижоне. Но при каждой возможности я покупала билет на поезд до Парижа. Я брала велосипед и уезжала в лес. Днем я любовалась сельскими пейзажами, которые писал Моне, вечер посвящала произведениям Сартра, а ночью описывала свой день в дневнике.

Сартр часто читал лекции в Сорбонне, и мне удавалось их послушать. Тысяча французских студентов, беспрерывно курящих Gauloises, и маэстро, прохаживающийся по аудитории с зажатой большим и указательным пальцами сигаретой. Глубоко задумавшись, он какое-то время смотрел в никуда, не говоря ни слова. Мы ждали в благоговении. И наконец он произносил:

«Ах да, жизнь – это странно».

Затем шла история о том, что утром Сартра, перед тем как ему прийти сюда, чуть не сбил автобус. Но он спрашивал себя, не был ли этот несчастный случай вызван его собственным жизненным выбором. Неплохой вывод.

День моего отъезда на Манхэттен в лаймово-зеленом жуке Volkswagen (я собиралась поступать в аспирантуру университета Нью-Йорка, на кафедру сравнительного литературоведения) стал днем, когда мое одиночное существование наконец закончилось. В Нью-Йорке я почувствовала, что заняла предназначенное мне место. Я родилась здесь. В этом городе прошли мои детские годы. Я принадлежала Нью-Йорку. Стало не важно, насколько я далека от океана, от солнечных пляжей Флориды, я не скучала. Нью-Йорк тек по моим венам. В первую минуту там я почувствовала, что пробудилась от затянувшегося сна. Я стояла на углу Вашингтон-сквер-парка и во все горло вопила: «Я не могу найти место для парковки!» Через пять минут я продала своего «жука» за 500 баксов. Затем я сняла себе комнату размером с почтовую марку в известном фешенебельном районе Гринвич-Виллидж. Я постоянно встречала здесь Боба Дилана, Джоан Баэз. Бетт Мидлер полутанцевала, полушла мимо меня на своих высоких каблуках с собаками на поводке, в то время как я совершала утреннюю пробежку. Каждый раз я слышала неизменное: «Доброе утро, супердевушка!»

Чтение и последующий за ним анализ творчества Тургенева и Флобера позволяли мне, двадцатилетней, окунуться в атмосферу России и Франции XIX века. Моя юность на Манхэттене была очаровательна.

Именно в то время я частенько наведывалась в Детройт. Там мы встречались с Лизой, последовательницей философии «сделай лучше, чем задумала», моей подружкой из команды плавания средней школы. В приподнятом настроении мы отправлялись на концерт Лоры Ниро. Мы просто обожали ее песни. Вместе с группой самых преданных фанатов Лиз и я перемещались с концерта на концерт, время от времени устраивая двухдневные ЛСД-загулы вместе с друзьями нашего кумира.

Но позвольте… спортсмен, употребляющий ЛСД? Да. Я полностью поддерживала призывы моего поколения. Протесты против войны во Вьетнаме, Dylan-мания, расширение сознания. Во время одного трипа мы построили полномасштабный Volkswagen из снега и льда. Точные интерьеры, одометр, рычаг переключения передач, прекрасный контур сидений. Работы на 30 часов и своего рода предмет искусства.

Но вернемся к концерту. Мы идем за напитками, и Лиз явно полна решимости: она напоминает мне, как я раньше постоянно говорила, что отчаянно хочу с нею чем-то поделиться, но просто не могу. Так джинн был выпущен из бутылки, и я рассказала ей все до деталей. Я плачу. Это первый раз, когда я открыла свою гнусную, ненормальную историю.

Лиз обнимает меня. Какое-то время мы просто стоим, обнявшись, и плачем. Затем она говорит: «Приготовься, это шокирует тебя. Наши истории очень похожи».

Мой разум на секунду затуманивается. Затем с моей стороны посыпались вопросы: «О чем она? Что случилось? Она тоже страдала от сексуальных домогательств?» Я вспоминаю ее отца. И тут же с негодованием отбрасываю эту мысль. Фред, отец Лиз, был самым добрым и порядочным человеком на Земле!

Подруга переводит дыхание и начинает рассказ своей истории ужасов, невероятно похожей на мою. Тот же тренер домогался Лиз. Те же слова, тот же матрас в душевой, в той же самой тренерской каморке! Этот страх, оцепенение, чувство стыда, униженное достоинство, одинаковое молчание. Ни одна из нас не устроила ублюдку сцену разоблачения!

Лиз и я быстро узнали, что и другие девочки пострадали от гнусностей этого человека. Я не хочу называть преступника почетным словом «тренер». Настоящий тренер – не просто человек, подсказывающий спортсмену, как надо тренироваться. Он является наставником, создающим характер воспитанника. А этот мерзкий шарлатан сломил меня, Лиз и многих других.

Моя история – это типичная история эпидемии насилия. У «тренера» были связи в городе. Как и многие извращенцы, он был харизматичен, водил старую покерную дружбу с чиновниками. В дальнейшем мы с Лиз десятилетиями добивались для него наказания. Его уволили из школы сразу же после того, как мы рассказали директору, что он сделал. В тот день адвокаты смогли подтвердить наши с Лиз показания, обнаружилось множество совпадений, открылись новые факты. Руководство школы приказало подонку выметаться из его офиса. А директор рассказал, что учителя и родители неоднократно говорили о случаях сексуальных домогательств к ученикам. Он старался не придавать этому огласки и пробовал поймать преступника с поличным, но потерпел неудачу.

Директор средней школы действительно вышвырнул гада, но, как часто бывает, не обнародовал детали и причины инцидента. Более того, в университете, куда позже устроился этот извращенец, ничего не знали о его преступлениях. Оттуда его также уволили после нескольких лет бесконечных обвинений в домогательствах. В 1976 году он стал тренером Олимпийской сборной по плаванию, в конце концов получив должность в Зале славы мирового плавания. Со всеми своими почестями мерзавец продолжал домогаться молодых невинных девушек. Спустя 40 лет, в 2004 году, меня вызвали в полицию Форт-Лодердейла по делу обвинения этого человека в домогательствах по отношению к знакомым мне девушкам. В участке попытались устроить очную ставку Лиз и этого типа. Все усилия были напрасны. Стало ясно, что ни я, ни Лиз, и никто из нас, кого домогался этот подонок, не обладали достаточной властью, чтобы наказать его.