Анджелина Джоли - Я изменилась навсегда

Пока они перекладывают все пожитки, мы продолжаем путь. Они постараются нас догнать.

Я никогда не смогу выразить или описать, кто эти люди, через что им приходится пройти или почему им так важна наша помощь.

Я предложила, что хорошо было бы, если бы кто-нибудь мог раздобыть видеокамеру, чтобы они могли рассказать о себе. Они очень хотят это сделать.

Они не хотят, чтобы пресса решала, что важно. Они хотят сами говорить за себя.

Когда я приехала туда, то думала, что мне будет грустно и плохо от всего того, что произошло с этими людьми, и того, как они живут.

Но я вижу, как они выживают, их улыбающиеся, несмотря ни на что, лица, держащихся за руки детей, работающих (кажется, работают все) людей. Я восхищаюсь этими людьми.

Их волей.

Их надеждой.

Мы останавливаемся, чтобы высадить нескольких человек в одном районе. Кажется, еда в грузовике, который далеко позади нас, – в багажном грузовике.

Мы все сидим снаружи. Сейчас около двух часов дня, и жара невыносима. Я вижу, как многие беженцы работают: несут дрова и другие вещи, стараясь устроиться в этом новом месте. Я не знаю, как они это делают.

Кто-то объяснил мне, что утро предназначено для того, чтобы раздобыть необходимое для завтрака (вода, дрова), поесть, убрать дом и попытаться по возможности что-то продать или что-то сделать.

Днем надо раздобыть воду и дрова и приготовить обед.

С ужином то же самое.

Весь день посвящен выживанию.

В этом году УВКБ потеряло четырех сотрудников.

Каждую неделю в каком-то уголке мира убивают одного сотрудника гуманитарной организации. Есть огромная необходимость в намного большей безопасности и защите.

УВКБ отличается одним из самых высоких показателей разводов, суицидов и депрессий.

При въезде в Район 91 на дорожном щите написано:

Нам пришлось идти на рынок, чтобы купить еще сардин и хлеба. Наши припасы составляли только половину от необходимого.

Нам сказали, что в третьем грузовике есть очень больной мальчик. У медсестры почти не было медикаментов – на самом деле вообще не было.

УВКБ нуждается в намного большем финансировании для врачей, медсестер и медикаментов. Операции здесь редко проходят без проблем.

Я здесь вместе с Ньямбе, женщиной из УВКБ, которая сопровождает меня во время различных встреч. Это ее первый конвой и первое посещение лагеря, расположенного далеко от транзитного центра.

Мы отправились за медикаментами. Мы видели солдат ООН, размещенных в этом районе. Выясняется, что они из Бангладеш.

Один из солдат не хочет нам помогать. Он сказал: «Идите в неправительственные организации». Мы окинули взглядом пыльные дороги, бедных горожан и маленькие лачуги.

«Где?» – спросили мы.

Ньямбе сказала, что все мы – братья и сестры под флагом ООН.

Нас спросили, являемся ли мы врачами.

«Нет, просто сотрудниками», – ответили мы.

Нам дали маленькую сумку с лекарствами от боли и обезвоживания.

После того как была распределена еда, мы проверили наши сумки.

Главы семей выходят вперед за тех, кого не было в регистрационных документах. Желтая бумажная карточка дает право на булку и полбанки сардин на человека.

Солнце начинает садиться. Мы пытаемся дозвониться и получить место в лагере Бо, до которого ехать на один час меньше, чтобы там подготовили сухой паек для 400 человек.

Но он не будет нашим конечным пунктом. Утром нам придется снова отправляться в путь.

У второго (из двух) багажных грузовиков спустило колесо. Мы должны двигаться вперед, пока его меняют. Первый грузовик остался позади еще раньше – механические проблемы.

У УВКБ могут быть проблемы, но его сотрудники здесь – единственные, кто пытается провести этот конвой.

Здесь никто не делает фотографии для CNN. Это всего лишь еще один день.

Уже 19.40. Снаружи непроглядная темень. К нам идет мужчина. Он ехал в одном из грузовиков впереди нас. Мы остановились.

«Что случилось?» – спросили мы.

«У моего грузовика не работают передние фары», – сказал он.

У пропускного пункта молодые ребята машут нам, чтобы мы остановились. Они светят фонариками в наш грузовик и освещают наши лица. Нам разрешают проехать.

21.30. Мы прибыли в Бо. Здесь мы проведем ночь и тронемся в путь в семь утра.

Мы знакомимся с Мухаммадом, который там работает. Он приготовил (вместе с другими) три большие миски булгура и три большие миски бобов.

Мы начали раздавать еду с женщиной, которая, очевидно, была лидером группы. Уже ушло некоторое время на то, чтобы высадить всех беженцев из грузовиков, и все были очень голодны.

Я не могу представить, как они себя чувствуют. Меня тошнило. Возможно, меня вырвало бы после этой поездки, но я совсем не пила жидкости, последние несколько часов ела только хлеб. По пути не было туалетов, так что я не пила воды.

Я пыталась помочь, раздавая чашки и ложки и проверяя, чтобы на подносах было достаточно тарелок. Металлических тарелок было мало, так что мы пытались организовать их мытье, когда первые получившие еду закончили есть.

Сначала накормили детей, потом женщин, наконец, мужчин.

Некоторые обращались ко мне « pumwi », что означает «белый человек».

Некоторые называли меня «сестра».

Они были доброжелательны ко мне, понимали, что я здесь для того, чтобы помочь.

Некоторые люди могли толкаться, кричать и злиться из-за того, что все это занимало много времени, и из-за того, через что им пришлось пройти.

Но их мытарства длились годами, и, пожалуй, я чувствовала, что они помогают мне понять, каково это было, потому что я была новичком.

Нам с Ньямбе сказали ночевать в соседнем мотеле. Мне кажется неправильным то, что я получаю эту привилегию, но я так устала. Я очень благодарна.

Нам дают комнаты с вентиляторами, но мой не работает. Из окна доносятся голоса разговаривающих людей и очень неразборчивая американская музыка 80-х годов. Я только что увидела толстого прыгающего паука.

Основание кровати когда-то было покрыто пластиком, но сейчас он почти целиком облез. Простыней нет, только наматрасник.

Но мне нравится этот номер. Мужчина, который проводил меня в него, улыбнулся, открыв дверь, и сказал: «Симпатичный! Хороший!» Потом он показал мне туалет и с еще более широкой улыбкой сказал: «Смотрите!» А потом спустил воду.

Минуту спустя он вернулся, чтобы дать мне спички и свечу.

С часа ночи до 4.30 утра здесь нет электричества.

Ньямбе зашла в мой номер, и мы разделили то, что осталось от буханки хлеба. Было слишком жарко, чтобы есть, так что я приберегла свою часть на завтрак.

6.17 утра. Мы снова выстраиваемся в колонну и почти готовы начать путь к Кенеме.