Фрэнк Герберт - Мессия Дюны. Дети Дюны (сборник)

Аколиты поднесли Алие золотую чашу-потир.

Она подняла чашу.

Пауль знал, что в ней – непреобразованная меланжа, тонкий яд, благословение оракула.

Не отводя глаз от потира, Алия заговорила. Голос ее журчал ручейком, ласкал уши, как серебряный колокольчик.

– В начале все мы были пусты, – начала она.

– Не ведали ни о чем, – отозвался хор.

– И мы не знали той Силы, что обитает повсюду и во всех временах, – продолжила Алия.

– Не знали, не ведали, – откликнулся хор.

– Вот Сила, – проговорила Алия, приподнимая потир.

– Она дарует нам счастье, – пел хор.

И горе, думал Пауль.

– Она пробуждает душу, – говорила Алия.

– Рассеивает сомнения, – звенел хор.

– Слова убивают нас, – продолжила Алия.

– Сила исцеляет, – отозвался хор.

Приложив потир к губам, Алия отпила.

К собственному удивлению, Пауль понял, что он затаил дыхание, как и все вокруг него. Как самый простой паломник. И хотя он до тонкостей знал, что именно ощущает сейчас Алия, всеобщее тау захватило его. Он вдруг вспомнил, как течет по телу этот огненный яд. Как потом замирает время, как восприятие стягивается в точку, преобразующую яд. Он вновь вспомнил, как пробуждаешься среди безвременья, ощущая, что все возможно. Он знал все, что сейчас чувствует Алия. Но и не знал этого: тайна застилала глаза.

Затрепетав, Алия опустилась на колени.

И Пауль охнул вместе с завороженными паломниками. И кивнул сам себе. Дымка тайны начинала развеиваться. Посреди всеобщего благоговения он успел позабыть, что каждое видение принадлежит тем, кто ищет, тем, кто еще в пути, тем, кто вглядывается во тьму, не умея отличить действительности от малого случая. Люди жаждут абсолюта, но не могут достичь его.

И в жажде своей теряют сегодняшнее.

В миг преобразования яда Алия пошатнулась.

Пауль ощущал, что какая-то трансцендентная сущность твердит ему: «Погляди! Сюда! Понимаешь теперь, чего ты не заметил?..» В этот момент он словно смотрел чужими глазами, ощущая здесь ритм и фантазию, невозможные ни для художника, ни для поэта. Все было прекрасно и исполнено жизни, и ослепительный свет высветил все пресыщение властью… его собственной властью.

Алия заговорила. Усиленный репродукторами, голос ее грохотал под сводами нефа.

– Светлая ночь, – провозгласила она.

Стон волной понесся над паломниками.

– Ничто не укроется во тьме этой ночи! – продолжила Алия. – Какой редкостный свет – эта тьма! На нее нельзя смотреть! Чувствам не понять ее. Словам не описать ее, – голос Алии стал тише. – Но перед нами пропасть. И она несет в чреве своем все, чему предстоит еще быть. Ах-хх, какое сладостное насилие!

Пауль почувствовал, что ждет от сестры чего-то, какого-то знака, предназначенного лишь ему одному. Дела или слова, мистического знака или заклинания, которым она словно стрелу наложит его на свой космический лук. Капелькой ртути трепетал этот миг в его сознании.

– Будет печаль, – нараспев проговорила Алия. – Помните, что все, что есть вокруг нас, – лишь начало, вечное начало. Миры еще не покорены. И голос мой отзовется в возвышенных судьбах. И вы посмеетесь над прошлым, и забудете эти слова: за всеми различиями кроется единство.

Подавив разочарование, Пауль глядел на склонившую голову Алию. Она ничего не сказала ему, он ждал напрасно. Собственное тело вдруг показалось ему пустой скорлупкой, шкуркой, сброшенной насекомым в Пустыне.

И другие ощущают это, думал он. Вокруг беспокойно зашевелились. Слева от Пауля в нефе скорбно и неразборчиво вскрикнула женщина.

Алия подняла голову, и Пауль с легким головокружением понял, что словно бы смотрит в ее остекленевшие глаза с расстояния в несколько дюймов.

– Кто призывает меня? – спросила Алия.

– Я, – закричала женщина… – Это я, Алия! Помоги мне, о Алия! Мне сказали, что сын мой погиб на Муритане. Он оставил меня? И я никогда больше не увижу сына?.. Это правда, скажи мне?

– Не иди назад по песку, – нараспев отвечала Алия. – Ничто не гибнет. Все возвращается, но ты можешь не узнать того, кто вернется.

– Я не поняла, Алия, – стенала женщина.

– Ты живешь в воздухе, но не видишь его, – резко ответила Алия. – Или ты ящерица? Твой голос – голос фрименки. Разве зовут фримены своих мертвых обратно? Что нам надо от них, кроме воды?

В центре нефа мужчина в богатом красном плаще закричал, воздев вверх обе руки так, что рукава плаща упали вниз, открыв тонкое полотно рубашки.

– Алия, – закричал он. – Мне предлагают сделку. Согласиться ли?

– Ты пришел сюда попрошайничать? – отвечала Алия. – Хочешь найти золотую чашу – встретишь кинжал.

– Меня попросили убить человека, – бухнул голос справа, в котором слышались интонации жителя сиетча. – Соглашаться ли? А если соглашусь, сложится ли все удачно?

– Конец и начало едины, – отрезала Алия. – Разве я еще не говорила об этом? Ты пришел не за этим. Ты уже сомневаешься – раз явился сюда и задал этот вопрос!

– Она сегодня не в духе, – пробормотала женщина, стоявшая рядом с Паулем, – я еще не видела ее такой гневной.

Она знает, что я здесь, подумал Пауль. Неужели видение разгневало ее? И ярость эта направлена против меня?

– Алия, – обратился к ней человек, стоявший прямо перед Паулем. – А скажи-ка всем этим деловым и мягкосердечным людям, сколько еще суждено править твоему брату!

– За этот уголок неведомого ты можешь заглянуть сам, – огрызнулась Алия. – Твои предрассудки на твоем языке. Ты пьешь воду и живешь под крышей потому, что брат мой оседлал змея хаоса.

Яростным жестом запахнув плащ, Алия повернулась и исчезла во тьме под блистающей радугой.

Аколиты завели заключительный напев, но ритм ускользал от них. Неожиданное завершение службы выбило всех из привычной колеи. В толпе поднялся ропот. Вокруг беспокойно и неудовлетворенно зашевелились.

– А все этот дурак со своим бизнесом, – пробормотала та же самая женщина. – Ханжа!

Что увидела Алия? Какую дорогу в грядущем?

Здесь сегодня что-то вышло не так, оракул так и не заговорил. Обычно Алия долго отвечала на вопросы. Да, все они вымаливали пророчество. Он слышал это много раз, сам следил за всем из мглы за алтарем. Что же не сложилось этим вечером?

Старый фримен потянул Пауля за рукав, кивнул ему в сторону выхода. Толпа уже начинала тесниться в ту сторону. Пауль последовал за общим движением, рука сопровождающего держала его за рукав. Он чувствовал, что в теле его воплотилась некая сила, более не поддающаяся контролю. И он перестал быть существом – осталась одна тишина, которая двигалась сама по себе. Только в самой сердцевине этого не-существа еще нашлось ему место, и старик вел его по улицам города таким путем, что сердце леденело от скорби.