Майкл Маршалл - Один из нас

– А откуда взялась сумма сто семьдесят один доллар тридцать девять центов?

– Ваш возможный заработок с вычетом двадцати пяти долларов за обслуживание, разделенный надвое и округленный до целого цента.

– А почему мне заплатят только половину денег?

– Потому что у вас нет контракта. А вот если вы поднимитесь и переговорите с мистером Страттеном, то это, возможно, изменится.

– И в этом случае я получу все триста шестьдесят семь?

– А вы, я вижу, не дурак, – подмигнула она мне.

Лифт был просто роскошный – тонированные зеркала, приглушенный свет, полное отсутствие шума и настоящий уют. В нем пахло деньгами, и деньгами большими. Когда двери открылись, я оказался в коридоре. На стене красовалось название «Снохран» [21] В оригинале REMtemp, где REM ( англ.), Rapid Eye Movement sleep буквально «сон с быстрым движением глаз») – фаза сна, во время которой появляются сновидения, а temр – «временно», «временный». Ниже автор поясняет принцип действия технологии и, соответственно, суть названия. , выведенное большими хромированными буквами хорошо продуманного шрифта. Под ними располагался слоган:

КРЕПКИХ СНОВ – КРЕПКОГО ЗДОРОВЬЯ!

Я пошел, куда указывала стрелка, и оказался у очередной стойки. На этот раз у девушки был значок с именем – Сабрина. И ужасно сложная прическа: явно несколько часов в руках додика-стилиста.

Внизу мне показалось, что девушка за стойкой разговаривала снисходительно, но по сравнению с Сабриной она была сама любезность. Последняя вела себя так, будто я какой-то жалкий грызун – явно хуже крысы, так, где-то уровня мерзких кротов. Через тридцать секунд, проведенных с этой девушкой, я почувствовал, как бактерии в желудке презрительно посмеиваются надо мной. Она предложила мне присесть, но я отказался: с одной стороны, чтобы досадить ей, с другой – никогда не сижу в приемных. Вычитал, что это с самого начала ставит в подчиненное положение. Вообще я спец по прохождению собеседований – жаль, что потом все обычно идет прахом.

– Доброе утро, мистер Томпсон. Меня зовут Страттен.

Я повернулся на голос и увидел мужчину с протянутой для приветствия рукой.

У него было мужественное лицо и начинающие седеть виски. Выглядел он как и любой другой мужчина средних лет в приличном костюме, только более… изысканно, что ли. Создавалось впечатление, что он – окончательная версия человеческого существа, а не тестовая, что обычно встречаются. Рука была сухой и теплой, как и улыбка.

Меня провели в небольшую комнату в стороне от главного коридора. Страттен сел за стол, а я приземлился на свободный стул.

– Итак? – спросил я, стараясь казаться расслабленным. Что-то в сидящем напротив человеке сильно меня нервировало. Я никак не мог определить акцент. Скорее всего, Восточное побережье, но сильно сглаженный, усредненный – как будто актер пытается скрыть свое прошлое.

– Взгляните, может быть, что-то покажется вам знакомым, – сказал он, наклонившись вперед и повернув консоль ко мне. Та защелкала, зажужжала, появилась надпись: PR/43@18/5/2016.

Экран потемнел, потом появился коридор. Камера – если только это была камера – двигалась по нему, вдоль изжелта-зеленых стен. Слева начинался еще один коридор. Камера повернула туда и показала, что он ничем не отличается от предыдущего. Теперь она двигалась чуть быстрее и через какое-то время опять повернула, обнаружив еще один абсолютно идентичный коридор. Похоже, ни в коридорах, ни в поворотах недостатка там не было. Редкие потертости и дефекты на оливковых стенах слегка разбавляли общую монотонность, но коридоры казались бесконечными.

Через пять минут я поднял глаза и увидел, что Страттен внимательно наблюдает за мной. Я отрицательно покачал головой. Мужчина что-то записал на листке бумаги, а потом быстро напечатал на клавиатуре консоли.

– Не слишком впечатляет, – произнес он. – Видно, у донора проблемы с воображением. И потом, когда наблюдаешь только за картинкой, многое теряется. Попробуйте вот это.

Изображение на экране изменилось. Появилась пара рук, которые держали кусок воды. Я понимаю, «кусок воды» – выражение бессмысленное, но именно так все и выглядело. Руки нервно гладили жидкость, в динамиках послышался спокойный мужской голос.

– Ну, не знаю, – произнес он с сомнением. – Около пяти? Или шесть с половиной?

Руки положили воду на полку и взяли следующий кусок. Этот был поменьше. Голос на минуту запнулся, а потом произнес с гораздо большей уверенностью:

– Точно два. Максимум два и одна треть .

Руки положили второй кусок на первый. Куски воды не слились, а остались каждый сам по себе.

Одна из рук исчезла с экрана, раздался звук, похожий на легкий металлический скрип. Именно в этот момент я стал о чем-то догадываться.

– Теплее? – заметил Страттен.

– Может быть, – ответил я, нагибаясь поближе к консоли.

Угол обзора слегка изменился, и теперь я увидел потрепанный шкаф для документов. Один ящик был открыт, и руки осторожно доставали из него куски воды – теперь я видел, что куски аккуратно сложены в стопки по размерам, – и перекладывали на другие полки. Время от времени обладатель голоса ругался себе под нос, брал какой-нибудь кусок и возвращал его в стопку, хотя не обязательно в ту, из которой вынул. Руки двигались все быстрее и быстрее – клали воду, вынимали воду, а человек низким голосом называл разные цифры.

Я смотрел на экран и настолько погрузился в разворачивающееся на нем действо, что совершенно не обращал внимания на окружающую действительность. Совсем забыл о Страттене, и когда заговорил, обращался скорее к себе самому:

– У каждого куска воды своя ценность, не связанная с размером. Где-то между единицей и двадцатью семью. Куски, находящиеся в ящиках, должны иметь одинаковую общую ценность, однако никто не сказал ему, как определить ценность отдельного куска.

Экран почернел, и я увидел лицо Страттена, который, улыбаясь, смотрел на меня.

– Значит, вы помните… – сказал он.

– Это сон, который я видел перед тем, как проснуться сегодня утром. Какого черта, что здесь происходит?

– Прошлой ночью мы позволили себе некую вольность, – пояснил Страттен. – У нас определенные договоренности с владельцем гостиницы, в которой вы остановились. Мы субсидируем его расходы и ставим в комнатах наши консоли.

– Зачем? – спросил я и, машинально опустив руку в карман, достал сигарету. Вместо того чтобы закричать на меня или вышвырнуть вон из комнаты, Страттен просто открыл ящик и протянул мне пепельницу.

– Мы постоянно ищем новых людей. Людей, которым нужны деньги и которых не слишком волнует происхождение финансов. И поняли, что поиск в гостиницах – наилучший способ.