Олдос Хаксли - Остров. Обезьяна и сущность. Гений и богиня (сборник)

– Приведу пример, как Он руководит мной, – продолжала Рани. – Восемь лет назад, а если быть точной, то двадцать третьего ноября 1953 года Наставник явился мне во время утренней Медитации. Явился Лично, во всем Блеске Славы. «Время начинать великий Крестовый Поход, – сказал Он. – Всемирное Движение во имя спасения Человечества от самоуничтожения. И ты, дитя мое, станешь его Вдохновительницей и Главой». «Я? Моя миссия – возглавить всемирное движение? Но это же странно, – пыталась возражать я. – За всю свою жизнь я не произнесла ни одной публичной речи. Не написала ни строчки для публикации. Никогда не обладала способностями лидера и организатора». «И тем не менее, – сказал он (осенив меня одной из своих неописуемо красивых улыбок), – тем не менее именно ты начнешь Крестовый Поход – Всемирный Духовный Крестовый Поход. Над тобой начнут издеваться, называть дурочкой, умалишенной, больной. Но собаки лают, а Караван идет. Начав с всеобщего посмешища, с самого малого, Духовный Крестовый Поход призван стать Огромной Величиной. Орудием Добра, силой, которая в результате и Спасет Мир». И на этом Он покинул меня, оставив как громом пораженной, сбитой с толку, испуганной. Но все это ничего не значило; я была обязана подчиниться. И я подчинилась. А что произошло потом? Я стала выступать с речами – Он даровал мне красноречие. Я взяла на себя бремя лидерства, потому что Он невидимо всегда был рядом. И люди пошли за мной. Я попросила помочь, и деньги полились рекой. Вот как все начиналось и что из этого вышло.

Она всплеснула руками жестом самоуничижения и улыбнулась своей мистической улыбкой. «Всего лишь простая женщина, – словно хотела сказать она, – но я не принадлежу себе. Мой Владыка и Наставник – Кут Хуми».

– Вот что из этого вышло, – повторила она.

– Да, вот что из этого вышло благодаря вам, – с восхищением сказал мистер Баху, – и возблагодарим Бога за это.

После продиктованной тактом паузы Уилл спросил Рани, всегда ли она продолжала практиковать то, чему ее так судьбоносно обучила в своем святилище мадам Бюлоз.

– Всегда, – ответила она. – Я не смогла бы жить без Медитаций, как не могу обойтись без Еды.

– Но разве это не стало затруднительно после замужества? Я имею в виду тот период, пока вы не вернулись в Швейцарию. Должно быть, на вас легло столько утомительных официальных обязанностей?

– Не говоря уже о неофициальных, – вздохнула Рани, и один только тон все сказал о ее негативном отношении к характеру покойного мужа, его мировоззрению и сексуальным привычкам. Рани уже открыла рот, чтобы развить эту тему, но потом снова закрыла его и посмотрела на Муругана. – Милый! – позвала она.

Муруган, поглощенный полировкой ногтей на пальцах левой руки кожей открытой ладони правой, вздрогнул и посмотрел на нее с виноватым видом.

– Да, мама?

Не обращая внимания на полировку ногтей и откровенное невнимание к тому, о чем она рассказывала, Рани с улыбкой окинула его влюбленным взглядом.

– Будь ангелом, – попросила она, – сходи и пригони сюда машину. Мой Внутренний Голос что-то ничего не говорит о том, что я должна пешком вернуться в свое бунгало. Здесь всего несколько сотен ярдов, – пояснила она для Уилла, – но при таком зное и в моем возрасте…

Ее слова напрашивались на льстивый комплимент, но если ей было слишком жарко возвращаться назад, то, как почувствовал Уилл, ему в такую жару потребовалось бы чрезмерное усилие, чтобы собрать достаточно энергии для убедительной демонстрации фальшивой искренности. К счастью, рядом находился профессиональный дипломат и достаточно опытный придворный, чтобы прикрыть нехватку рвения у журналиста. Мистер Баху разразился раскатистым смехом, а потом извинился за неожиданный приступ веселья.

– Но, право же, это так забавно! «В моем возрасте…» – повторил он и снова расхохотался. – При том, что Муругану нет еще восемнадцати, а мне к тому же известно, какой юной была принцесса Ренданга, когда вышла замуж за Раджу Палы.

Муруган тем временем послушно поднялся и поцеловал матери руку.

– Теперь мы сможем говорить более свободно, – сказала Рани, когда он вышел из комнаты. И она заговорила свободно, всем своим видом: выражением лица, тональностью голоса, вытаращенными глазами и даже легкой дрожью в теле – выражая свое крайнее неодобрение.

De mortuis… [28] Начало крылатой латинской фразы «О мертвых либо хорошо, либо ничего». Она не могла сказать о своем покойном муже ничего плохого, за исключением того, что, при всем уважении, он был типичным паланцем, истинным представителем своей страны. А печальная правда состояла в том, что под такой гладкой, такой сияющей кожей жителей Палы скрывалась ужасающая гниль.

– Стоит мне только подумать, что пытались они сделать с моим мальчиком два года назад, когда я отправилась во всемирное турне с целью пропаганды идеи Духовного Крестового Похода! – Она в ужасе воздела руки, зазвенев многочисленными браслетами. – Для меня это была мука – расстаться с ним так надолго, но Наставник послал меня с великой Миссией, а Внутренний Голос подсказал, что не стоит брать своего малыша с собой. Он и так слишком долго жил за границей. Пришло время лучше узнать страну, которой ему предстоит править. И потому я решила оставить его здесь. Тайный совет назначил комитет опекунов. Двух женщин, у которых подрастали такие же мальчики, и двух мужчин, одним из которых, как должна с сожалением констатировать (и она действительно говорила скорее печально, нежели злобно), стал доктор Роберт Макфэйл. Так вот, чтобы не вдаваться в лишние детали, скажу сразу: стоило мне благополучно покинуть пределы страны, как эти самые милейшие опекуны, которым я доверила своего Малыша, своего Единственного Сыночка, взялись систематически – я подчеркиваю, систематически, мистер Фарнаби, – подрывать мое влияние на него. Они предприняли попытку разрушить все здание Морали Духовных Ценностей, которое я прилежно возводила многие годы.

Не без тайного злорадства (поскольку он сразу понял, что имеет в виду эта женщина) Уилл изобразил на лице негодование. Все здание моральных и духовных ценностей? Но ведь никто не мог быть добрее, чем доктор Роберт и остальные, ни один самый истовый самаритянин не принес бы столько блага самым безыскусным и эффективным способом.

– Я не отрицаю их доброты, – сказала Рани, – но в конце концов доброта не является единственным достоинством личности.

– Разумеется, нет, – согласился Уилл и перечислил все те качества, которыми столь явно не обладала сама Рани. – Есть еще искренность. Не говоря уже о правдивости, скромности, самоотверженности…

– Вы забыли о Чистоте, – сказала Рани сурово. – Чистота – фундамент всего. Чистота – это sine qua non [29] То, без чего нельзя обойтись (лат.). .