Нил Шустерман - Жнец

Роуэн сжался в своем кресле.

– Довольно, – произнес жнец. – Пора.

Из складок мантии он извлек небольшую пластину, которая удобно укладывалась на его ладони. Тыльная сторона пластины была покрыта чем-то вроде ткани, лицевая сияла металлическим блеском.

– Кол, я приготовил для тебя это: удар, который вызовет остановку сердца. Смерть мгновенная и безболезненная. Гораздо лучше, чем тот кошмар и страдания, которые ты пережил бы, если бы умер в автокатастрофе в Век Смертных.

Неожиданно Кол протянул руку, схватил Роуэна за ладонь и крепко сжал. Роуэн не противился. Он не принадлежал к семье Кола, и до сегодняшнего дня они даже не были друзьями. Но как там говорится в пословице? «Перед лицом смерти все мы братья». А интересно, если бы в мире совсем никто не умирал, мы что, стали бы совсем одинокими? Роуэн тоже сжал руку Кола – молчаливое обещание не оставить того в последнее мгновение.

– Хочешь что-нибудь передать людям? – спросил Роуэн.

– Миллион всего, – ответил Кол. – Только никак не могу сообразить.

Роуэн решил, что сам за Кола поговорит с теми, кто его любил и кого любил он. Это будут нужные слова. Слова утешения. Роуэн сможет придать смысл бессмысленному.

– Боюсь, что тебе придется отпустить его руку, – сказал, обращаясь к нему, жнец.

– Нет, – покачал головой Роуэн.

– Тогда удар остановит и твое сердце, – предупредил жнец.

– Ну и что? – сказал Роуэн. – Меня же восстановят.

И добавил:

– Если, конечно, вы не собираетесь покончить и со мной.

Роуэн понимал, что провоцирует жнеца, и тот вполне может лишить жизни и его. Но несмотря на риск, он был рад, что сделал так, как хотел.

– Хорошо, – сказал жнец и, ни секунды не раздумывая, прижал пластину к груди Кола.

В глазах Роуэна побелело, потом почернело. Его тело содрогнулось в конвульсии, он вылетел из кресла и ударился о стену. Для Кола все, вероятно, прошло безболезненно, но не для Роуэна. Боль была немилосердна, много сильнее, чем то, что способен вынести человек. Но постепенно содержащиеся в крови Роуэна микроскопические наночастицы стали выделять успокаивающие опиаты, боль начала ослабевать, зрение прояснилось, и Роуэн увидел, как жнец, склонившись над лежащим в кресле телом Кола, прикрывает его невидящие глаза. Кол Уитлок был мертв.

Наконец жнец встал и протянул Роуэну руку, но тот не взял ее. Поднявшись с пола, Роуэн, хотя не испытывал никакой благодарности по отношению к жнецу, сказал:

– Благодарю вас за то, что позволили остаться с Колом.

Некоторое время жнец изучающе смотрел на него, а потом сказал:

– Ты рисковал собой ради юноши, которого едва знал. Ты пытался успокоить его в его смертный час, подвергнув себя боли удара. Ты вызвался стать свидетелем, хотя никто тебя об этом не просил.

Роуэн пожал плечами:

– Я сделал то, что сделал бы каждый.

– А что, были еще желающие? – спросил жнец, придвинувшись к нему. – Твой директор? Его подчиненные? Или кто-то из той дюжины учеников, что проходили мимо?

– Нет, – вынужден был признать Роуэн. – Но что из того, что я сделал это? Он же все равно мертв! И вы лучше меня знаете, что люди говорят о благих намерениях.

Жнец кивнул и взглянул на свое кольцо – такое увесистое, такое авторитетное!

– Я полагаю, ты попросишь меня об иммунитете? – спросил он.

Роуэн покачал головой:

– Мне ничего от вас не нужно.

– Справедливо, – сказал жнец, направился к двери, но, поколебавшись мгновение, повернулся к Роуэну.

– Хочу тебя предупредить, что, кроме меня, ты ни от кого не услышишь доброго слова за то, что сделал сегодня.

Помолчав, жнец добавил:

– И помни, что благими намерениями выстланы многие дороги. И не все они ведут в ад.

Удар был резким, как электрический разряд, и особенно потому, что Роуэн не ожидал его. Это случилось прямо перед ланчем, когда Роуэн стоял в раздевалке – этот удар бросил его на ряд шкафчиков, которые ответили гулом стального барабана.

– Ты был там, и ты не остановил жнеца!

Глаза Мары Павлик пылали горем и праведным негодованием. Казалось, своими длинными ногтями она сейчас проникнет в его ноздри и вырвет ему мозг.

– Ты просто позволил ему умереть!

Последний год Кол был бойфрендом Мары. Так же, как и он, Мара училась в предпоследнем классе, была личностью популярной, и при иных обстоятельствах вряд ли даже заговорила бы с таким мусором, как ученик второго класса. Но сегодня обстоятельства были экстраординарными.

– Все было не так, – успел сказать Роуэн, опередив Мару.

Кроме того, на этот раз он выставил руку и отвел удар. Мара сломала ноготь, но ей было наплевать. Смерть Кола заставила ее забыть о пустяках.

– Все было именно так! – кричала она. – Ты и пошел туда, чтобы посмотреть, как он умирает.

Постепенно стали подходить другие, – как обычно делают люди, привлеченные ароматом конфликта. Роуэн попытался найти в толпе хоть одно сочувственное лицо, лицо того, кто мог бы встать на его сторону, но на физиономиях одноклассников было написано только отвращение. Мара и говорила, и наносила удары от имени всех, кто здесь собрался.

Это было полной неожиданностью. Не то чтобы Роуэн ждал дружеских похлопываний по плечу за то, что разделил с Колом последние мгновения его жизни. Но на такие бессмысленные обвинения он совсем не рассчитывал.

– Вы что, чокнулись? – закричал Роуэн на Мару и всех стоящих позади нее. – Никто не может запретить жнецу заниматься его работой.

– А мне плевать! – вопила Мара. – Ты мог хоть что-нибудь сделать, но стоял и просто смотрел.

– Я сделал кое-что. Я… я держал его за руку.

Мара толкнула Роуэна на шкафчики с такой силой, которой он от нее никак не ожидал.

– Ты врешь! Он никогда не протянул бы тебе руки. Он бы до тебя даже не дотронулся.

Потом добавила:

– Это я должна была держать его за руку!

Стоящие вокруг хмурили брови и шептались, но достаточно громко для того, чтобы Роуэн услышал то, что они говорили.

– Он шел по коридору со жнецом так, словно они лучшие друзья.

– Они и в школу вместе пришли.

– Да он советовал жнецу, кого забрать.

– Кое-кто мне говорил, что он даже помогал жнецу.

Роуэн бросился к ученику, высказавшему последнее обвинение – Ральфи, кажется.

– От кого ты слышал? – крикнул он. – В комнате никого не было, дебил!

Но это не играло никакой роли. У сплетни своя логика, не общепринятая.

– Ты слышишь? – настаивал Роуэн. – Я не помогал жнецу. Я помогал Колу.

– Ну да, побыстрее отправиться в могилу, – усмехнулся кто-то, и все одобрительно хмыкнули.

Бессмыслица какая-то! Он был осужден и приговорен, и чем больше он все отрицал, тем сильнее они были убеждены в его вине. Им не нужна была его храбрость; они довольствовались одним лишь объектом для обвинений. Объектом ненависти. Они не могли излить свой гнев на жнеца, зато Роуэн Дэмиш был отличной мишенью.