Стивен Кинг - Под Куполом. Том 1. Падают розовые звезды

А день начался так хорошо. Она поднялась рано (ну… в десять для нее рано) и не собиралась прогуливать работу. Потом позвонила Саманта Буши и сказала, что купила на аукционе и-бэй новых Брэтцев [28] «Брэтц» – кукольный набор, в который сначала входили четыре куклы – Ясмин, Хлоя, Саша и Джейд. , и не хочет ли Доди приехать, чтобы их помучить? Пытками кукол они занимались в старшей школе – покупали на распродажах, потом вешали, вколачивали гвозди в их глупые головы, обливали бензином для зажигалок, а потом поджигали. Но Доди знала, что им пора бросить эти забавы, они уже стали почти что взрослыми. Пытки кукол – детские игры. Хотя и от них мурашки бежали по коже. У Сэмми было собственное жилье на Моттон-роуд – всего лишь трейлер, но она жила там одна с весны, когда ушел ее муж, – и Литл Уолтер спал практически круглые сутки. Плюс у Сэмми всегда была потрясающая травка. Доди догадывалась, что та достается ей от парней, с которыми она веселилась. По уик-эндам ее трейлер пользовался популярностью. Но так уж вышло, Доди зареклась курить травку. Больше никогда – после той истории с поваром. «Никогда» продолжалось чуть больше недели, до звонка Сэмми.

«Я отдам тебе Джейд и Ясмин, – заманивала ее подруга. – Опять же у меня есть отличная знаешь-что. – Она всегда так говорила, чтобы тот, кто мог подслушивать, не понял, о чем речь. – И мы можем заняться знаешь-чем».

Доди знала, чем они могли заняться, и даже почувствовала легкий зуд Там Внизу (в знаете-в-чем), пусть даже это тоже была детская забава, на которой им давно следовало поставить крест.

«Пожалуй, что нет, Сэм. Мне в два часа на работу, и…»

«Ясмин ждет, – напомнила Сэмми. – А ты ведь ненавидишь эту сучку».

Тут она сказала правду. По мнению Доди, из всех Брэтцев не было большей сучки, чем Ясмин. Да и до работы оставалось почти четыре часа. А если б она чуть припозднилась, что с того? Роуз уволила бы ее? Да кто еще пойдет на эту говенную работу?

«Ладно. Только ненадолго. И лишь потому, что я ненавижу Ясмин. – Сэмми хохотнула, услышав эти слова. – Но я больше не занимаюсь знаешь-чем. Ни одним, ни другим».

«Нет проблем. Приезжай побыстрее».

Доди приехала, и, само собой, выяснилось, что пытать Брэтцев не в кайф без косячка, а потому она немного курнула травки, как и Сэмми. На пару они сделали Ясмин пластическую операцию очистителем для труб, получив от этого немалое удовольствие. Потом подруга захотела показать свою новую кофту, и, хотя Сэмми отрастила приличный животик, для Доди она по-прежнему выглядела очень даже ничего, возможно, потому, что они чуть заторчали, – если по-честному, обкурились. И раз уж Литл Уолтер по-прежнему спал (его отец настаивал, что назвал его так в честь блюзмена давно ушедших дней, и Доди предполагала, что чересчур сонливый Литл Уолтер – умственно недоразвитый, и удивляться этому не приходилось, если вспомнить, сколько травки выкурила Сэм, когда вынашивала его), они оказались в кровати Сэмми, занимаясь знаете-чем. Потом они крепко заснули, а когда Доди проснулась, Литл Уолтер орал как резаный и уже шел шестой час. Ехать на работу смысла не было, а кроме того, Сэм достала бутылку «Черного Джонни Уокера». Они выпили одну стопку, вторую стопку, третью стопку, четвертую, и Сэмми захотела посмотреть, что будет с младенцем-Брэтцем, если сунуть куклу в микроволновку, да только электричество отключили.

Доди ползла в город со скоростью шестнадцать миль в час, все еще пьяная и обкуренная, в диком страхе, постоянно поглядывая в зеркало заднего обзора, а нет ли на хвосте копов. Точно знала, если ее остановят, это будет рыжеволосая сука Джекки Уэттингтон. Боялась она увидеть и отца, который мог пораньше уйти с работы и унюхать спиртное в ее дыхании, или мать, – та наверняка осталась дома, слишком устав после этого идиотского летного урока, чтобы идти играть в бинго.

Пожалуйста, взмолилась она, Господи, пожалуйста, позволь мне в этот раз выйти сухой из воды, и я буду обходить знаешь-что стороной. И первое, и второе. Больше никогда в жизни .

Бог услышал молитву Доди. Ее встретил пустой дом, электричество вырубилось и здесь, но в своем полубредовом состоянии Доди этого и не заметила. Она прокралась наверх, к себе в комнату, скинула брюки и рубашку, улеглась в кровать. Только на несколько минут, сказала она себе. А потом соберет одежду, которая пропахла сладковатым дымом, бросит в стиральную машину, а сама встанет под душ. От нее разило духами Сэмми, которые та, должно быть, покупала галлонами в «Универмаге Берпи».

Она не поставила будильник, и, когда ее разбудил стук в дверь, за окном уже стемнело. Доди схватила халат и спустилась вниз, в полной уверенности, что, открыв дверь, увидит эту рыжеволосую стерву с большими буферами, которая пришла, чтобы арестовать ее за управление автомобилем под газом. А может, и за вылизывание киски. Доди не думала, что это конкретное знаете-что запрещено законом, но полной уверенности у нее не было.

Но на пороге стояла не Джекки Уэттингтон, а Джулия Шамуэй, редактор-издательница «Демократа». В руке она держала фонарик. Осветила лицо Доди – опухшее ото сна, с красными глазами, с всклоченными волосами, – а потом направила луч вниз. Но света хватало, чтобы Доди увидела сочувствие, написанное на лице Джулии, и ощутила замешательство и страх.

– Бедное дитя, – начала Джулия. – Ты не знаешь, да?

– Не знаю чего? – спросила Доди. Тогда и возникло ощущение, что она в параллельном мире. – Не знаю чего?

И Джулия Шамуэй ответила на ее вопрос.

– Энджи! Энджи, пожалуйста!

Она плелась по коридору. Рука пульсировала от боли. Голова пульсировала. Она могла бы поискать отца – миз Шамуэй предложила отвезти ее в «Похоронное бюро Боуи», – но кровь стыла в жилах от одной мысли об этом месте. А кроме того, ей хотелось побыть с Энджи. С Энджи, которая крепко обняла бы ее без всякого интереса к знаете-чему. С Энджи, которая была ее лучшей подругой.

Тень выступила из кухни и стремительно двинулась к ней.

– Это ты, слава Богу! – Она зарыдала еще сильнее и устремилась к тени, вытянув перед собой руки. – Ох, это ужасно! Меня наказывают за то, что я плохая девочка. Я знаю, что плохая!

Темная фигура тоже вытянула руки, но они не обняли Доди, чтобы прижать к себе. Вместо этого сомкнулись на ее шее.

Энди Сандерс находился в «Похоронном бюро Боуи». Пришел туда с тяжелой ношей: недоумением, горем, разбитым сердцем.

Сидел в Зале прощания номер 1 в компании с гробом, который стоял в передней части комнаты. Гертруда Эванс, восьмидесяти семи лет (может, восьмидесяти восьми), умерла от застойной сердечной недостаточности двумя днями раньше. Энди уже выразил соболезнования, хотя один только Бог знал, кто мог прочитать его письмо: муж Герты уже десять лет как ушел из жизни. Но значения это не имело. Энди всегда отправлял письмо с соболезнованиями, если умирал кто-то из его избирателей. Писал от руки, на фирменном бланке с шапкой: «ОТ ПЕРВОГО ЧЛЕНА ГОРОДСКОГО УПРАВЛЕНИЯ». Считал это частью своих обязанностей.