Анатолий Шиманский - Америка глазами русского ковбоя

Будучи холостяком, Келли питается в ресторане, куда мы и отправились ужинать. В ресторане, название которого переводилось как «Бар и гриль жителя долины», он заказал фирменное блюдо под названием «устрицы Скалистых гор», по вкусу напоминавшее жареную картошку со шкварками. По напряженно-веселому вниманию посетителей ресторана к моей дегустации я уразумел, что блюдо с подвохом. Так оно и вышло – «устрицы» оказались поджаренными в масле яичками кастрированных быков. А вкусно!

24 мая

По дороге с удовольствием слушал подаренную Келли кассету с надрывной лирикой времен гражданской войны. Песни были на ту же тему, что и песни нашей, значительно более страшной гражданской войны. Только в их войне победило Добро, а в нашей – Зло.

Ветряные мельницы исправно качали воду для полива необъятных полей пшеницы и кукурузы. Высоко в небе жаворонки пели свои призывные сексуальные трели. Ваня сегодня был резвее, чем вчера, меньше спотыкался, но у меня было сомнение в правильности последней ковки. Надо было искать стоянку и перековывать лошадь.

Наконец в поселке Лиско нашел пристанище у Дона и Ванды Коллинз. Дон работал ковбоем на ранчо, раскинувшемся на тысячи гектаров, и семья жила в принадлежащем этому ранчо доме. Хозяева были владельцами банка, жили где-то в Чикаго, и Дон никогда их в глаза не видел.

Его жена Ванда работала секретаршей в школе, где училось 50 школьников. Учителей и персонала в этой школе 9 человек, и, по подсчетам Ванды, год обучения каждого школьника обходится государству около 6 тысяч долларов. Это в два раза меньше, чем стоимость обучения школьника в городе Нью-Йорке.

Дон обзвонил соседних кузнецов по поводу перековки моей лошади, и только Глен Витэкер согласился подковать Ваню, но и то после праздников. Ну что ж, лошадь все равно нуждалась в отдыхе, а Коллинзы были рады моему пребыванию в их доме.

Дети их давно выросли и разъехались, в деревне особых развлечений не найдешь. Ванда занимает себя в женском клубе под названием «Игл» (орел), а Дон часами просиживает в подвале, раскладывая пасьянс с помощью компьютера.

На следующее утро мы отправились в Бриджпорт на парад в честь Дня поминовения, соответствующего нашей Троице. Парад являлся гвоздем праздника, в котором могут принять участие все желающие. Как записного лошадника, меня пригласили в повозку, запряженную парой лошадей, хозяином и кучером которых был мой будущий кузнец Глен Витэкер. Повозку сопровождали верхом президент и сотрудники местного банка, являвшегося спонсором парада. Остальные участники ехали на автомобилях или платформах, украшенных цветами и лентами. Это напоминало наши первомайские демонстрации прежних времен, только вместо серпасто-молоткастых несли звездно-полосатые флаги. Было даже что-то типа трибуны, откуда местные власти дирижировали парадом.

Особенно красочно выглядела кавалькада ковбоев с индейцами, стрелявшими во всех направлениях холостыми патронами. Были, конечно же, и Кинг-Конг, и Белоснежка с гномами, разбрасывавшими конфеты детворе.

После парада устроили соревнования в бросании подков и коровьих лепешек, в запуске воздушных змеев, детей ждал костер и раздача призов.

В День поминовения, как и у нас, дети приезжают навестить могилы предков, встречаясь заодно с одногодками, которых не видели много лет. Вот и сегодня Дон с Вандой встретили группу однокашников, окончивших местную школу в 1951–1952 годах.

Ох, как не люблю подобные встречи! К своей-то внешности привык, но когда видишь почти собственное отражение в однокласснике, берет оторопь – неужто и ты такой же старый? Но еще более грустно – ничто так быстро не стареет, как наше будущее.

28 мая

Утром Дон загрузил Ванечку в коневозку, прицепил за оглобли телегу, и мы тихонечко поехали к кузнецу Глену Витэкеру на перековку. Моя телега привыкла двигаться со скоростью 5 км/час, а здесь пришлось ехать 50 км/час. Я не очень этой скорости опасался, так как телега была на резиновом ходу, а оси я предварительно хорошо смазал тавотом.

Ухоженный дом Витэкера был построен на берегу реки Норд-Плат и окружен зелеными рядами кукурузных всходов. Во дворе все расставлено по местам: кузница восхищала инструментами по ранжиру, цветы на клумбах знали каждый свое место, а жена была при кухне и не высовывалась оттуда праздно.

За смену передних подков и наварку шипов на задние заломил он 75 долларов, каковых у меня не оказалось. Отдал я ему последние 40, извинившись за безденежье. Да и не очень-то извинялся, обратив внимание, что не наварил он положенную карбидную сталь, а обошелся более дешевой и не столь твердой. Знаю этот тип халтурщиков показушных, хватает их в России, да и здесь попадаются.

Выехали мы с подворья на своих четырех, да недолго радовались, уже через несколько километров лошадь опять стала засекаться – некомфортно было Ване с новыми подковами. Придется искать другого кузнеца. Глен явно не справился со своими профессиональными обязанностями и зря взял деньги.

А слева, в мареве весеннего дня, торжествует нерукотворная архитектура сухопутных маяков – скал с близкими душе названиями: Дымовая труба, Стол, Замок. Мои предшественники, идя по этой дороге 150 лет назад, также восхищались эстетической гениальностью природы, создавшей эти шедевры архитектуры и скульптуры. Скалы были предвестниками еще более величественных Скалистых гор, разделяющих Северную Америку на восточную и западную части.

Там, на сказочном Западе, молочные реки должны были течь в кисельных берегах. Поэтесса Элизабет Бишоп написала стихотворение о романтике открытия новых земель. Привожу его в переводе моей подружки и поэтессы Светланы Розенфельд, бросившей промозглый Санкт-Петербург ради деревенской жизни на Псковщине:

Процитировав этот перевод Светланы, я вдруг сообразил, что большинство встретившихся мне в жизни поэтов были евреями (кроме моего редактора Кости Кузьминского, который – цыган, поляк, еврей и русский, всего по четвертинке либо осьмушке). Вероятно, этот феномен также поразил великую поэтессу-мученицу Марину Цветаеву, написавшую: