Николай Воронин - Владимир Боголюбово Суздаль Юрьев-Польской

По сравнению с холодным и представительным пространством собора интерьер Евфимиевского придела пленяет своей камерностью и уютностью. Он перекрыт цилиндрическим сводом, в центре которого врезано кольцо барабана главки с четырьмя щелевидными оконцами. Роспись придела, сделанная, видимо, одновременно с росписью собора в 1689 году, также поновлена в XIX веке. В апсиде — изображения апостолов в медальонах, на арке — здесь особенно выделяющиеся своей огромностью фигуры архангелов. Роспись остальных стен посвящена в основном сюжетам жития Евфимия. Среди них представляет особый интерес помещенная на северной стене сцена монастырского строительства, которым руководит Евфимий с чертежом в руках. Это, конечно, отображение практики конца XVII столетия, когда чертеж стал входить в обиход строителей. Та же пора «русского барокко» сказалась и в архитектурных элементах росписи, проникнутых орнаментально переработанными мотивами столичной архитектуры этого времени. Вспомним, что они почти не отразились в архитектуре Суздаля XVII–XVIII веков: живописцы же были явно знакомы с новыми архитектурными мотивами как по реальным русским постройкам, так и по западным гравюрам, — это были, конечно, не суздальцы.

К востоку от собора, против его алтаря, в 1642 году был погребен выдающийся полководец и борец с польско- литовскими захватчиками князь Димитрий Михайлович Пожарский.

Против юго-восточного угла монастыря рядом стоят три заслуживающих нашего интереса памятника. Здесь лежала принадлежавшая Спасо-Евфимиеву монастырю слобода Скучилиха, населенная всяким работным людом и в том числе монастырскими каменщиками и кирпичниками. В слободе были две деревянные церкви, построенные в XVI–XVII веках; одна из них была шатровой. На их месте поставлены существующие каменные церкви, образующие уже знакомую нам «пару» — большой храм Смоленской иконы богородицы (1696–1706; реставрирован в 1960 г. О. Г. Гусевой) (илл. 100) и «теплый» Симеоньевский (1749). Смоленская церковь имеет ряд общих черт с уже виденными нами постройками этого времени. Карниз из зубчиков, балясин и измельченных кокошников напоминает карнизы Цареконстантиновской церкви (1707), широкие плоскости стен с тремя симметрично расположенными окнами мы отмечали в Вознесенской церкви Александровской «большой лавры» (1695). Эти постройки создавались почти одновременно. Видимо, в строительстве суздальских горожан еще на рубеже XVIII века существовала старинная система определения заказа новой постройки путем перечисления в порядной записи тех виденных заказчиками образцов, детали которых надлежало воспроизвести в новой постройке. И в большинстве случаев мастера не просто повторяли указанные им мотивы, но органически вводили их в замысел нового, каждый раз оригинального здания. Но главным был живой интерес мастера к старым памятникам города и к росшим на его глазах постройкам их собратьев. Зодчий Смоленской церкви, может быть, работал с прославленными суздальскими мастерами — Маминым, Грязновым и Шмаковым — или, во всяком случае, внимательно изучал их постройки. Особенно хорош по своей пластичности и свободе исполнения северный портал церкви, кажущийся как бы лепным (илл. 101).

Колокольня при церкви принадлежит позднейшей поре классицизма рубежа XVIII–XIX веков, а стоящая к северу от нее «теплая» Симеоньевская церковь крайне искажена позднейшими переделками.

100. Смоленская церковь. 1696–1707

101. Смоленская церковь. Северный фасад

Рядом со Смоленской церковью находится хорошо сохранившийся памятник жилищной архитектуры XVII века (дом № 134 по улице Ленина; илл. 102). Это дом какого-то состоятельного суздальца, либо духовного лица, возможно, знаменитого суздальского попа, приверженца «старой веры», Никиты Пустосвята. Подобный дом изображен на панораме Суздаля начала XIX века около Рождественского собора в кремле. Хотя дом построен из кирпича, весь его облик говорит о старинной традиции деревянного строительства. Дом состоит как бы из двух «клетей» разной высоты, перекрытых двускатными кровлями, напоминая виденную нами в кремле Глотовскую церковь. Восточная, большая по площади часть двухэтажна и сохранила первоначальное сводчатое покрытие нижнего хозяйственного этажа — подклета. К этой кирпичной «клети» как бы «прирублена» вторая, меньшая, с нарядным трехоконным фасадом (окна растесаны и получили новые наличники). Конечно, подобные дома резко выделялись среди деревянных лачуг городского «черного» люда. Эта редкая гражданская постройка позволяет понять, откуда шли в культовую архитектуру XVII–XVIII веков отзвуки приемов и форм деревянного зодчества и черты, сближавшие храм с жильем, о чем мы не раз говорили выше. Этим источником были вкусы горожан. С их растущим значением связан и явно ощутимый процесс все большего «обмирщения» церковной архитектуры.

Наш путь идет отнюдь не следом за историей, — и теперь, ознакомившись с поздними зданиями Суздаля XVIII века, мы вновь возвращаемся к XII столетию, к древнейшему из сохранившихся памятников владимиросуздальской архитектуры — церкви в Кидекше.

Мы отправляемся туда с главной площади Суздаля. По дороге мы можем увидеть еще один интересный памятник XVII века — собор Васильевского монастыря, возникшего еще в XIII столетии в качестве форпоста городской крепости. Его ограда сохранила части XVII века: собор построен вместо шатровой деревянной церкви в 1662–1669 годах. Он имеет ту же двухстолпную конструкцию, что и виденная нами ранее церковь Лазаря. В отличие от нарядности и живописного пятиглавия церкви Лазаря, поставленной в людной части города по соседству с торговой площадью, собор пригородного монастыря был трехглавым, видимо, в подражание древнему трехглавию городского собора. Фасады с небольшими порталами входов и простыми амбразурами редких окон производят очень суровое впечатление. Поблизости от него стоит трапезная двухэтажная Сретенская церковь конца XVII века, примечательная повторением приема церкви Архиерейских палат в кремле — восьмискатного покрытия (собор, трапезная и ограда реставрированы в 1959–1961 гг. В. В. Гасперовичем).

102. Жилой дом. XVII–XVIII вв.

За полями вдали — село Кидекша. Так же как у Боголюбова, у него интересное древнее прошлое. Мы уже знаем, по каким мотивам здесь, на берегу Нерли, по соседству с устьем Каменки вырос княжеский укрепленный городок: как и Боголюбов-город он взял под свой надзор речной выход от Суздаля. Нерль была важнейшей жизненной артерией края: еще в XI веке в неурожайные голодные годы суздальцы ездили Нерлью за житом в далекие земли Болгарской державы. И здесь для оправдания решительного мероприятия — постройки княжеской крепости — потребовалось прибегнуть к помощи «небесных сил». Говорили, что именно на месте княжеского замка якобы было становище «святых князей» Бориса и Глеба, когда они ходили из Ростова и Мурома на Киев, что и определило выбор места для княжеского городка. В этом был еще и другой смысл. Легенда о прикосновенности к суздальским местам первых русских «святых» поднимала церковный престиж Суздальщины, что имело немаловажное значение в борьбе за ее первенство среди русских княжеств.