Сергей Глезеров - Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века

По словам посетившего коммуну осенью 1911 года репортера «Петербургской газеты», «братец Иванушка» пользовался там непререкаемым авторитетом вождя и учителя, и его последователи не начинали ни одного дела, не испросив его благословения. В каждом жилище на почетном месте висел портрет «братца», и все разговоры велись только о нем.

В «Иванушкиной» колонии существовали свои законы, свой суд, своя расправа. Это было своеобразное маленькое государство с особыми правами и обычаями. «Мы не пьем "дьявольского напитка", мы не курим "чертово зелье" (имелся в виду табак. – С.Г.), мы не потребляем мяса, мы не признаем тех светских развлечений, в которых люди тешат похоть свою», – говорили «иванушкинцы». «Нельзя есть мясо, – проповедовал "братец". – Убивая животное, мы убиваем своего работника и съедаем его. Это все равно, если бы домохозяин съел своего дворника. Театр – школа разврата. Проповедывать надо не сценой, а словом Божьим».

«Братец» раздавал своим последователям деревянное масло как средство против заболеваний, сахар как средство против вина, и ладан для отступления от курения. «Не в маслице, сахаре и ладане тут сила, а в вере, в сильной и чистой вере!» – заявил репортеру один из жителей коммуны, когда тот спросил его об этом странном способе лечения.

Впрочем, сам «братец Иванушка» аскетизмом не отличался. «Остаться нагим, босым и нищенствовать – вовсе не значит находить спасение», – заявлял он. В самом центре колонии располагалась его «вилла» – красивое трехэтажное здание, украшенное затейливыми балкончиками, башенками и верандами. «В "вилле" электрическое освещение от собственной станции, устроенной "братцем", – сообщал репортер. – Оценивается "вилла" в двадцать пять тысяч рублей».

Под руководством Чурикова колония трезвенников в Вырице превратилась в образцовое хозяйство. По непосредственным указаниям «братца» построили несколько водонапорных башен, мельницу, электростанцию и пожарную каланчу; пошивочную и сапожную мастерские, школу, кирпичный двор, хлебопекарню, кухню, торговую лавку, женскую и мужскую бани, скотный двор, пасеку, множество хозяйственных построек. В колонии выполнялись любые виды работ по дереву, камню, металлу.

В первые годы существования колонии в ней практиковался, в основном ручной труд. Затем его облегчили механизмами, собранными из неисправной техники и железного лома своими силами. Под руководством «братца» за несколько десятилетий существования колонии удалось собрать десять керосиновых двигателей, приспособленных для молотьбы, пилки дров, резки сена и соломы, маленький трактор с прицепом двух плугов, грузовик, двигатель для мельницы и т.д. При этом хозяйство трезвенников работало не только для себя, но помогало другим и приносило пользу вырицким жителям.

Трезвенники построили мост через Оредеж, проложили водопровод с раздаточными колонками, электрическую сеть, содержали пожарную команду. Еще до революции, когда «братец» только обосновался в Вырице, местные жители обсуждали вопрос о том, какой храм строить: православную церковь или лютеранскую кирху. Чуриков высказался за строительство православного храма и сделал первый крупный взнос – сто рублей.

Активная деятельность Ивана Чурикова с самого начала вызвала неоднозначную (а по большей части негативную) реакцию духовных властей. Одной из главных причин было то, что многие последователи «братца» почитали его персону как второе пришествие Христа. Сам же «братец» боролся с этим мнением, как мог, постоянно подчеркивая в своих беседах, что чудеса и исцеления, совершаемые им, делаются силой Христовой.

По настоянию духовных властей «братец» высылался из Петербурга, заключался в сумасшедший дом в Самаре, в Суздальскую крепость Спасо-Евфимиевского монастыря, многократно задерживался полицией. Его беседы неоднократно то запрещались, то разрешались. Несколько раз проводилось следствие и рассматривалось в суде дело о сектантстве и самозванстве Чурикова.

1 апреля 1914 года Епархиальный Петербургский Миссионерский совет, после долгого рассмотрения дела Чурикова, постановил отлучить его от святого причастия и от других таинств, но с разрешением ходить в церковь. Увещевать «братца» поручили настоятелю Казанского собора Философу Орнатскому.

«Это первая степень отлучения от церкви, – комментировал событие в петербургской светской печати Философ Орнатский. – Чурикову и так сделали много снисхождений. Всячески старалась облагоразумить его и укрепить в вере православной, но он упорствовал и дерзостью отвечал на доброжелательные с ним разговоры. Совершенно необразованный, темный человек, не знающий и не понимающий Священного Писания, Иван Чуриков под видом борьбы с трезвостью сеял злое семя против истинного Христова учения. Всякое доброе дело можно использовать с дурными целями. Но братец, пропагандируя трезвость, пользовался ею как средством. Целью его это дело не было!»

Философ Орнатский припоминал случай, когда Чуриков публично заявил Миссионерскому совету: «Еще посмотрим, чья будет церковь – ваша или наша!» Впрочем, Орнатский не отказывался продолжать «увещевание» Чурикова. «Как и всякий другой неправославный, Чуриков может ходить в церковь, – заявил Орнатский. – Пусть он придет и покается. Если же не пожелает он сделать этого, то его ожидает полное отлучение от церкви».

Однако решение Миссионерского совета никак не повлияло на деятельность вырицкой общины, та продолжила существование даже после революции. В первые годы «новой эры» власти лояльно относились к деятельности Чурикова и «чуриковцев». Исполком Петросовета разрешил организацию в поселке Вырица «Сельскохозяйственной трудовой коммуны трезвенников Братца Иоанна Чурикова», и в ноябре 1918 года коммуну зарегистрировали в Царскосельском земельном отделе.

В 1921 году «Коммуна Б.И.Ч.» (братства Ивана Чурикова) получила дополнительную землю в Михайловке. В середине 1920-х годов «Коммуна Б.И.Ч.» участвовала в областных и всероссийских сельскохозяйственных выставках и награждалась дипломами за высокие урожаи хлеба, за выращивание и использование скота – это был единственный пример использования рабочих волов на севере. Коммуну в Вырице посещали представители местных и городских органов советской власти.

Однако затем отношения между коммуной и властями стали портиться. Они все более обострялись по мере нарастания антирелигиозной кампании в стране. В печати стали появляться публикации, что «братец» распространяет «религиозный дурман», занимается эксплуатацией наемного труда, мешает социалистическому строительству. В 1927 году в «Коммуне Б.И.Ч.» произошли первые аресты. В январе 1928 года у «трезвенников» отобрали молельный дом в Обухово, а большую группу «чуриковцев» арестовали. Однако «братец» продолжал беседы, принимая людей в маленьком зале дома в Вырице. Продолжалось это недолго: 19 апреля 1929 года «братца» арестовали. Особое Совещание при коллегии ОГПУ 14 сентября 1929 года приговорило его к трем годам лишения свободы. 7 марта 1932 года срок продлили еще на три года. Чуриков Иван Алексеевич умер 8 октября 1933 года в день его отправки в Бутырский изолятор ОГПУ.