Сергей Глезеров - Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная…

Еще во время советско-финской «зимней» войны здесь появились могилы погибших бойцов и командиров, а с начала обороны Ленинграда летом 1941 года здесь стали хоронить погибших при артобстрелах и бомбежках, умерших от ран в больницах и госпиталях. А потом, когда началась страшная блокадная зима, – умерших от голода ленинградцев.

«Чем ближе мы подъезжали к Пискаревке, тем больше валялось трупов по обеим сторонам дороги, – вспоминал очевидец, побывавший на Пискаревском кладбище весной 1942 года, – вдали я увидел какие-то необычайно высокие бесформенные кучи. Подъехал ближе и убедился, что по обеим сторонам дороги навалены огромные кучи покойников, причем навалены они так, что две машины разойтись по дороге не могут».

«Хотя это место расположено несколько дальше от центра города, чем Богословское кладбище, возить сюда было удобнее – не надо было сворачивать, переезжать железнодорожные пути и ехать по самому кладбищу, – отмечает Галина Николаевна Есиновская. – Машины разгружали тут же, у самой дороги. Помню, как весной 1942 года шли машины, доверху нагруженные трупами, по Малой Спасской улице и сворачивали на Большую Спасскую».

Впрочем, вспоминает Галина Николаевна и другие свои детские впечатления, связанные с самой страшной первой блокадной зимой. Стоя в бесконечных многочасовых очередях в магазин «Молокосоюз» на «пятачке», ей приходилось видеть, что на тележках, а потом на санках люди везли большие деревянные ящики, напоминавшие почему-то платяные шкафы.

«Я не могла тогда сообразить, что это самодельные гробы и везут их на кладбище, – вспоминает она. – Потом этих деревянных „шкафов“ уже не стало, покойных завертывали в простыни, а в самую лютую зиму уже никого никуда не везли – не было сил. Но когда в марте засветило солнце и стало теплее, принялись за очистку города. Извлекали огромное количество трупов из квартир, подворотен и даже трансформаторных будок, грузили на машины и везли на разные кладбища, но больше всего на Пискаревку. Было жутко видеть такие горы трупов, причем некоторые умершие были полностью раздеты. Но к весне мы все уже привыкли к смерти».

Сразу же после окончания войны на Пискаревке решили создать грандиозный мемориал. Архитекторы A.B. Васильев и Е.А. Левинсон (им поручили создание проекта художественно-архитектурного ансамбля на Пискаревке) вспоминали: «Получив задание от Архитектурного управления, мы выехали для ознакомления на место. Перед нами встала печальная картина. Братские могилы были неравномерно разбросаны по территории кладбища… Зеленые насаждения не имели никакого плана, на месте бывшего песчаного карьера образовался большой пруд». Начались подготовительные работы, однако помешало «ленинградское дело». О подвиге и трагедии ленинградской блокады приказано молчать. Только в 1955 году началось создание мемориала.

…Официально открытое 9 мая 1960 года Пискаревское мемориальное кладбище стало символом трагедии ленинградской блокады и самым большим в мире кладбищем жертв Второй мировой войны. Однако преданный не так давно гласности факт позволяет посмотреть на Пискаревское кладбище еще с одной стороны: как бы неправдоподобно и фантастично это ни звучало, но в братских могилах Пискаревского мемориала вместе с мирными жителями и воинами-защитниками Ленинграда покоятся, вероятнее всего, и военнопленные германского вермахта.

Неизвестные ранее архивные материалы предоставил автору этой книги исследователь Виктор Кунтарев – председатель Ленинградской комиссии поиска и увековечения памяти защитников Отечества, при Комитете межрегиональной общественной организации ленинградских ветеранов войны и военной службы-однополчан. В ее материалах сохранились выписки из архивных документов, сделанных членами комиссии в 1970–1980-х годах.

По этим данным, именно на Пискаревском кладбище захоронили военнопленных германского вермахта, умерших от ран в госпитале № 2222, находившемся во время войны, с 1941 года по январь 1945 года, в больнице имени Мечникова. «Спецгоспитали» для пленных в системе НКВД появились только в конце 1944 года, а до этого раненых пленных помещали в «спецпалатах» обычных госпиталей и медсанбатов. Госпиталь в больнице имени Мечникова не был исключением.

По воспоминаниям военного хирурга Марии Михайловны Усовой, госпиталь № 2222 занимал павильоны (с 14-го по 21-й) больницы имени Мечникова. «Моей основной работой был прием вновь поступающих с „летучки“ раненых и их обработка, – вспоминала она. – Кроме того, меня назначили главным хирургом отделения в 14-м павильоне на 3-м этаже. В этом павильоне лечили раненых немцев. Немецкого языка я не знала. Среди раненых немцев был филолог, хорошо говорящий по-русски. Я составила фразы, необходимые для общения с немцами, он мне их перевел, я записала их немецкое произношение по-русски… Конечно, произношение мое было неважное, но раненые меня понимали и удивлялись, как русский доктор хорошо говорит на их языке».

Попытка найти документы о точном месте захоронения всех умерших в этом госпитале не увенчалась успехом. По спискам умершие числятся на Пискаревском кладбище, начиная с 1 сентября 1941 года. По предположению бывшего начальника архива Военно-медицинского музея Министерства обороны Ю.В. Волкова, там же захоронены и военнопленные.

Умершие в госпитале № 2222 военнопленные числятся в тех же списках со сквозной нумерацией по журналам учета раненых и больных в госпитальной книге погребений, что и наши воины, похороненные на Пискаревке. Против имен пленных нет пометок, что их захоронили где-то отдельно. И этому есть простое объяснение: в Мечниковской больнице имелся только один, общий, морг – отдельного для пленных не было. В него складывали всех умерших в госпитале, причем без одежды – в простынях. А мертвые, обернутые в простыню, без знаков отличия – одинаковы. На них не написано, кто они – наши или враги. Поэтому, когда трупы грузили на машины и везли на Пискаревку, уже невозможно разобрать – кто тут свой, а кто чужой. Это в большей степени относится к зиме 1941–1942 годов, когда существовало ограничение на все: на бензин, на производство работ по захоронению и т. д.

Война возвращается бумерангом к тем, кто ее начал, и пленные немцы в лагерях и в «спецпалатах» госпиталей в полной мере разделили судьбу жителей блокадного Ленинграда, умирая от ран, голода и истощения.

По обнаруженным архивным данным, с октября 1941 года по январь 1945 года в госпитале № 2222 умерло 47 военнопленных, среди них: четыре финна, один чех, два поляка, один голландец, один испанец и один фламандец. Остальные 37 человек – немцы. Эти сведения с полными выписками умерших в госпитале на все несколько тысяч человек Виктор Кунтарев передал в архив Пискаревского мемориала для занесения в электронный банк данных.