Сергей Глезеров - Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная…

Главным стал вопрос об отношениях кружка с недавно возникшим «Союзом молодежи и интеллигенции Лесного». В его ряды вступили несколько участников Кружка, в том числе Шура Будницкая, ставшая членом его «исторической секции». По ее словам, программа секции находилась близко к деятельности Кружка, но состояла главным образом в изучении революционной истории Лесного. Секция собирает плакаты, воззвания и другие материалы, а также наблюдает изменения в быту.

Сразу возник вопрос – нужно ли историкам вмешиваться в политику? М.К. Азадовский предостерегал своих учеников от вмешательства в политическую деятельность, аргументировав это тем, что у кружковцев нет достаточного политического образования. Участники Кружка согласились с тем, что не стоит посылать своих представителей на заседания районной думы, как предлагали некоторые.

Кроме того, М.К. Азадовский обратил внимание на разницу задач «исторической секции» Союза и Кружка, имевшего главной целью «изучить прошлое Лесного и создать музей». По вопросу об отношениях Кружка и Союза также не получалось единства. Некоторые стояли за их объединение, но большинство высказывалось против. Азадовский предложил действовать самостоятельно, но время от времени устраивать общие собрания, обмениваться докладами и т. п.

Кружок не прекращал работу и дальше. Сохранились сведения о заседании 10 марта 1918 года, а также 13 апреля 1918 года. На одном из заседаний в 1918 году М.К. Азадовский прочитал доклад о родиноведении (термины тогда еще не устоялись, и понятия «краеведение» и «родиноведение» использовались одновременно, но постепенно победило «краеведение»). Отмечая, что «наш Кружок посвятил себя изучению родиноведения», Азадовский поставил перед слушателями вопрос: что такое родиноведение? «Задачу эту мы понимаем просто. Нужно познавать свою родину, потому что в сущности мы все ее любим, но смутно себе представляем. В настоящее время, особенно сейчас, ярко вырисовывается эта необходимость. <���…> Наш Кружок задался целью познать то место, где мы живем: каково было его прошлое, настоящее, каковы его обитатели – и целый ряд вопросов, в высшей степени интересных и важных».

Азадовский указывал, что «основной целью родиноведения является познание жизни народа, а для этого одним из лучших средств является изучение народной словесности». Закончил он свой доклад такими словами: «Буря наша показала нам, что нужно не учить народ, а учиться вместе с ним. Задача родиноведа не только нести в народ знания, но идти самому к изучению родины вместе с народом».

В годы Гражданской войны работа Кружка прекратилась. Его руководители оказались разбросанными по разным концам страны. Судьба их сложилась по-разному.

М.Я. Рудинский, уехавший на Украину, сразу же активно включился в культурную жизнь Полтавы, заняв по конкурсу руководящую должность в местном земском издательстве. В 1918–1924 годах он принимал активное участие в создании и руководстве музеев, охране памятников истории и культуры на Украине, в частности на Полтавщине. Участвовал в создании Музея изящных искусств в Полтаве, был директором Центрального музея Полтавщины, а после переезда в Киев заведовал отделами в Историческом и Лаврском музеях. С середины 1920-х годов Рудинский занимался научной деятельностью сначала на посту ученого секретаря Всеукраинского археологического комитета в Киеве, потом, до 1933 года, в Кабинете антропологии Всеукраинской академии наук.

Сталинские репрессии не обошли его стороной. С января 1938 года М.Я. Рудинский жил в Вологде, где работал в Облпотребсоюзе. Но и здесь он продолжал научную и музейную деятельность. С конца 1940 годов он работает в областном музее, участвует в археологических исследованиях, создает краеведческий кружок из вологодских школьников. После войны Рудинскому удалось вернуться в Киев и продолжить научную работу в Институте археологии АН УССР в должности ученого секретаря и заведующего отделом первобытной археологии. Он умер в 1958 году и похоронен на Байковом кладбище в Киеве.

М.К. Азадовский в 1918 году уехал из Петрограда в Сибирь. До 1921 года он являлся старшим ассистентом, преподавателем, доцентом кафедры литературы Томского университета. В 1921 году его пригласили в Читу для организации Института народного образования, а в 1923–1930 годах он руководил кафедрой литературы в Иркутском университете. В 1930 году Азадовский вернулся в Ленинград, где возглавил работу по фольклористике в Академии наук и университете.

Из трех руководителей Кружка в Петрограде остался только В.А. Трофимов, но от краеведения он отошел. Вначале В.А. Трофимов поддерживал большевиков, но в декабре 1917 года разошелся с ними, выйдя из состава Лесновской думы в знак протеста против разгона Учредительного собрания. С 1918 года он заведовал внешкольным подотделом Коммунально-просветительного отдела Губисполкома Петроградского совета, а в 1920–1921 годах являлся заведующим отделом народного образования Выборгского района и одновременно членом исполкома Выборгского районного Совета.

В 1920–1930-х годах В.А. Трофимов занимался административной и преподавательской деятельностью в просветительных учреждениях Ленинграда и Москвы, а с предвоенных времен и до конца жизни оставался доцентом Ленинградского университета на кафедре русского языка, а позже состоял почетным членом кафедры. Студенты очень любили его и между собой называли «испанцем» – за характерную бородку и внешний вид. Жил Владимир Александрович еще с тех пор, когда преподавал в Коммерческом училище, на Старо-Парголовском проспекте – в одном из домов, принадлежавшем до революции домовладельцу Шмидту (после войны он имел № 46, а в настоящий момент на этом месте стоят корпуса дома № 40 по проспекту Мориса Тореза).

«Наш дом всегда был наполнен движением, событиями, – вспоминает внучка В.А. Трофимова Галина Всеволодовна Кравченко о послевоенных годах. – В то же время интересно, что в доме за все те годы, что я его знала, ничего никогда не приобреталось из вещей, то есть мебели, обстановки. Во всех комнатах все годами оставалось на своих, когда-то давным-давно определенных местах и как будто было неподвижным, как стены. Все было как бы изначально, от века – просто, добротно и функционально: деревянные и железные, с панцирной сеткой, кровати, вместительные старинные шкафы и буфет, дубовый раздвижной обеденный стол, за которым свободно помещалось двадцать человек, кушетки и обтянутые лиловым „фруктовым“ гобеленом канапе, в передней трюмо с полочкой, бронзовые бра с матовыми лепестками плафонов, большая (бывшая – керосиновая) лампа на бронзовых цепях над обеденным столом, стулья с высокими резными спинками и соломенной плетенкой. Был и рояль, но в полный голос звучал он обычно лишь по большим праздничным сборам».