И. Кравченко - Галерея Боргезе

Иоанн на картине выразительным жестом указывает вдаль. Люди вокруг по-разному воспринимают слова пророка: кто-то только еще осмысливает сказанное, другие с любопытством повернулись туда, куда он простер руку. А там, вдали, поднимается на холм Спаситель. Привычная для Веронезе сгущенная композиция вносит в изображение происходящего накал нетерпения, но фигурами насыщена та часть картины, где стоят Иоанн Креститель и свидетели события, а во второй изображен только Христос. Таким образом, Веронезе прямо выразил здесь иносказательный смысл евангельских слов о том, что надо освободить путь Богу.

Римский художник, представитель маньеризма, Федерико Дзуккари обратился в своей картине к достаточно редкой иконографии — оплакиванию снятого с креста Спасителя ангелами.

В пещере, где должно состояться погребение Иисуса, вокруг Него с факелами в руках стоят ангелы. Один из них, подняв глаза к небу, поддерживает Его тело, в изображении которого художник вдохновлялся искусством Микеланджело Буонарроти. Мощный торс Христа у Дзуккари восходит к росписям Сикстинской капеллы, а Его поза и вытянутое отяжелевшее тело напоминают последнюю работу Микеланджело — скульптурную группу «Пьета Ронданини» (1552–1564, замок Сфорца, Милан). Однако в удлиненных фигурах ангелов, несколько искусственных цветах одеяний, бесконечных гибких линиях и нарочитой красоте всего изображенного видна кисть маньериста.

Живописец поместил сцену в яркий свет факелов, разгоняющих мрак пещеры, усилив тем самым эффект необычного события, происходящего на картине.

Флорентийский маньерист Якопо Дзукки создал немало работ для украшения дворцов и вилл. Одной из них является небольшое полотно «Дары моря», представляющее аллегорию открытия Америки.

На скалистом острове сидят нереиды и морской бог, их тела украшены жемчугом и кораллами, а вокруг рассыпаны выловленные сокровища — жемчужины и разнообразные по форме раковины, среди которых виднеются также коралловая веточка, большой рак и улитка. Все море до горизонта полно ныряющих и плывущих в лодках охотников за подводной красотой, и на виднеющихся вдали островах люди тоже празднуют щедрость водной стихии.

Легкостью и весельем наполнена эта картина, юмористический оттенок вносит в нее обезьянка, на которую надели бусы и серьги. Тщательно выписанными прелестными деталями художник придал своей работе декоративность, которую так ценили его заказчики. Но при всей непринужденности изображенного она несет в себе глубокий смысл: как учили вслед за античными философами ренессансные гуманисты, жизнь на лоне природы не только успокаивает человека, но и улучшает его.

Художник, который оказал влияние на всю европейскую живопись, начинал с картин, отмеченных светлым колоритом и лиричным настроением. В молодые годы Караваджо жил у богатого мецената, папского прелата монсеньора Пандольфо Пуччи, а позднее — у живописца кавалера д'Арпино и писал томных, прекрасных юношей, то музицирующих, то держащих в руках цветы или фрукты и смотрящих на зрителя из-под полуприкрытых век. Один из таких персонажей изображен на этом холсте.

В картине присутствует чувственность, которой отмечены подобные полотна мастера раннего периода: симпатичный уличный мальчишка принял красивую позу, чуть запрокинув голову, спустив рубашку с одного плеча и мягко прижав к себе корзину. Но если облик человека еще идеализирован, то в представленном здесь натюрморте проявился талант Караваджо-реалиста, скоро вовсю заявившего о себе. Художник умело выписал не только бархатистую кожу персиков и глянцевитую яблок, но и темные пятнышки на плодах и подсохшие листья.

Первые признаки драматизма, которым была отмечена зрелая живопись Караваджо, проявились в этой картине, написанной после его пребывания в больнице. Пробыв долгое время между жизнью и смертью, он потом нередко обращался к этому состоянию в своих полотнах.

Но пока тему бренности бытия молодой Караваджо обыграл с юмором: себя, еще не оправившегося от тяжелого недуга, что видно по бледной коже, зеленоватому оттенку лица, слабости руки, держащей гроздь винограда, он представил в образе Вакха. Греческий бог вина и веселья сидит в том самом наряде, в котором живописец изобразит его пару лет спустя на картине, находящейся ныне в галерее Уффици: белая накидка схвачена темным поясом, завязанным бантом. Но если Вакх на полотне из Уффици изображен здоровым, цветущим и призывно играет концом своего кушака, то этот слаб и не думает никого дразнить или веселить. На голове у него — наполовину увядший венок, сплетенный вовсе не из виноградных листьев, как положено. И это вообще не Вакх, а смертный, нарядившийся им.

Жизнь как она есть, с ее страданиями, слабостью человека и его попытками сохранить себя — вот тема, которая со временем стала ведущей в творчестве Караваджо. Настоящая драма развернулась тогда на его полотнах. Пока же он шутил над земной природой человека и тем самым пытался хоть немного возвыситься над ней.

В этой картине, написанной Караваджо специально для Шипионе Боргезе, художник изобразил святого Иеронима за его учеными трудами.