Т. Акимова - Музей истории искусства Вена

Основоположник классицизма во французской живописи XVII века, Никола Пуссен в зрелый период своего творчества часто обращался к сложным композициям, сюжеты которых заимствовал из древней истории.

Данная работа, написанная по заказу кардинала Франческо Барберини, изображает главное событие Иудейской войны I века — взятие легионами римского императора Тита знаменитого иерусалимского храма. Перед зрителем разворачивается грандиозная, исполненная драматизма и устрашающая картина захвата города войском неприятеля: грабеж и убийство людей обнажают самые низменные и дикие страсти, разгорающиеся, как пламя пожара, на фоне прекрасного античного храма, спокойного и величественного в своей вечной невозмутимой красоте. Основная идея этого произведения — противостояние гармонии искусства хаосу войны, разума — безумству, покоя — отчаянию. Эти антиномии были очень актуальны для XVII столетия — сложной эпохи драматических перемен, в которой барочное неистовство и динамика сосуществовали рядом с ясной сдержанностью классицизма.

Художник делит пространство холста на три плана. На первом он размещает главные эпизоды, выделяя их героев более крупными размерами. Слева изображен офицер, удерживающий пленных, которые склоняются перед восседающим на белом коне императором, а справа показан пораженный зрелищем разрушений римский воин, вооруженный копьем и щитом. В центре открывается перспектива среднего плана, где видны лежащие на земле мертвые тела и отрубленные головы побежденных иудеев, и далее (в самой глубине сцены) представлены расхищающие сокровища храма солдаты и пытающиеся найти спасение в бегстве жители Иерусалима. События многофигурной картины легко читаются благодаря рационально выверенной и продуманной композиции, мастерски построенной по законам классического искусства. В колористической гамме полотна преобладают желтовато-коричневые и серо-голубые тона, озаренные редкими, но яркими всполохами красных пятен.

Гениальный испанский живописец Диего Веласкес создал множество портретов короля Филиппа IV, при дворе которого служил с 1623: главной обязанностью художника было изображать монарха и его близких. После того как Филипп IV увидел первый свой портрет, он повторил Веласкесу обещание Александра Македонского, адресованное Апеллесу: «Никто, кроме тебя, писать меня больше не будет». Ко многим почетным званиям — придворного художника, хранителя королевских коллекций и рыцаря ордена Сант-Яго — вскоре прибавилось самое важное — положение личного друга короля.

Веласкес всегда работал с натуры. Его высокий покровитель, с юности имевший привычку подолгу сохранять неподвижность во время сложных церемоний мадридского двора, не тяготился позировать мастеру и с интересом следил за его творчеством. Удивительная наблюдательность, прекрасное знание характера и склонностей изображаемого человека, а также тщательность рисунка, выверенность композиции и колорита позволяли Веласкесу в портретах добиваться поразительного сходства с моделью.

С небольшого холста на зрителя смотрит очень сдержанный, усталый и разочарованный мужчина средних лет. У него твердая и прямая осанка, светлые волосы, удлиненный овал лица, высокий лоб, близко посаженные карие глаза и, как у всех Габсбургов, чуть выпуклая нижняя губа — все это узнаваемые черты облика испанского монарха. Никаких парадных атрибутов, обычных для официальных портретов правителя того времени, здесь нет. Виден только сам человек, его личность во всей ее противоречивости. Король умен, но не силен духом, терпелив и спокоен, но слишком апатичен. Он не плох и не хорош, в нем, как во всех людях, сочетаются добро и зло. Филипп IV, покровитель Кальдерона и Лопе де Веги, хорошо разбиравшийся в живописи, позволял придворному художнику писать свои изображения, которые большинство современников считало «незаконченными». Действительно, если сравнить портрет Веласкеса с тем, что создавали его коллеги по цеху, то окажется, что он очень скуп и скромен. Почти отсутствуют (если не считать золотую орденскую цепь на шее монарха) знаки высокого социального положения модели. Статус человека, его нрав и настроение можно прочесть лишь в лице и взгляде.

Инфанту Маргариту-Терезию, любимицу всего испанского двора, Веласкес писал чаще, чем других детей короля. За 15 лет художник создал шесть ее портретов.

Маргарита родилась в июле 1651 и, долго оставаясь очень маленькой, породила тревогу в сердцах своих венценосных родителей, боявшихся, что их милый и приветливый ребенок вовсе не вырастет. Сияющий образ девочки, которую король в своих частных посланиях называл не иначе как «моя радость», живописец впервые запечатлел в возрасте двух лет. Настоящий портрет был написан, когда Маргарите уже исполнилось три года.

Прелесть и очарование белокурого ребенка, чье имя в переводе с латыни означало «жемчужина», Веласкес стремился воплотить в волшебной красоте отливающих перламутром красок нежного детского личика и рук, переливах розовато-серебристого платья и шелка синей скатерти, колыхании световых бликов на ковре и лепестках роз, блеске прозрачного стекла вазы. В эту живописную гармонию вторгается свет, заставляющий мерцать и вспыхивать парчу и золотые украшения. Изумительными по звучанию тонами и рефлексами, рождающими настоящую феерию цвета, автор создает ощущение сказочно прекрасного мира, в котором живет маленькая принцесса. Обаятельная девочка наивна и непосредственна в своей детской чистоте, но ее богатый наряд, взрослые жесты и серьезность показывают, что перед зрителем не просто милое дитя, а королевская дочь, и, как она не мала, — это будущая императрица Священной Римской империи.

Данный портрет инфанты Маргариты-Терезии был написан Диего Веласкесом, когда девочка из фарфоровой куколки начала превращаться в юную девушку. Этому изображению, которое Филипп IV отправил в Вену будущему жениху принцессы, императору Леопольду I, отводилась важная дипломатическая роль — способствовать подтверждению намерений о заключении брачного и политического союза.