И. Кравченко - Маурицхейс Гаага

Мужчина с волевыми чертами лица и умным, сосредоточенным взглядом напряженно смотрит вдаль. На его левой руке сидит сокол, напоминая об основном занятии изображенного. Правой рукой герой словно поглаживает или придерживает сильную и смелую птицу, с которой у него есть внутреннее и отчасти внешнее сходство. К подобному приему — усилению эмоционального воздействия образа через всевозможные атрибуты — Гольбейн прибегал часто, но, использовав его в данном случае, он сумел передать всю сложность и цельность запечатленного человека.

Художник из Антверпена Адриан Томас Кей создавал алтарные образы для городских церквей, но стал известен и как мастер портретов. На одном из них запечатлен правитель Нидерландов, основатель государства и отец нации Вильгельм I Оранский. Вероятно, принц позировал Кею во время своего пребывания в Антверпене. Существуют еще две версии портрета, находящиеся в Рейксмузеуме (Амстердам) и музее Тиссена — Борнемисы (Мадрид). Выступающее из полутьмы лицо изображенного приближено к зрителю, во взгляде Вильгельма ясно читаются ум и бесстрашие. Деликатная красочная гамма усиливает ощущение благородства, исходящее от облика доблестного властителя.

Амстердамский живописец Томас де Кейзер, являвшийся одним из лучших портретистов своего времени, написал немало парадных портретов. В данном случае он запечатлел знаменосца гражданского ополчения города Амстердама Лойфа Фредерикса, использовав довольно-таки редкий в то время композиционный прием: позирующий изображен в полный рост. Он одет в традиционный костюм ополченцев: сатиновая рубашка, кожаный дублет поверх нее, широкий пояс, металлическое оплечье и белый гофрированный воротник, на голове Фредерикса — широкополая шляпа, на бедре — шпага. Мужчина стоит в горделивой позе, выставив одну ногу вперед и держа на плече тяжелое знамя так, будто оно ничего не весит. Изображенный излучает сознание собственного достоинства и приветливость. Художник умело передал сочетание различных фактур, например переливающегося шелка, выделанной кожи и холодного металла.

Франс Халс был мастером передавать яркое эмоциональное состояние человека, поэтому его этюд детской головки полон открытого, безудержного веселья. Оно выражено в широкой улыбке малыша, его озорных, смеющихся глазах, тугих, румяных, пышущих здоровьем щеках и даже растрепавшихся волосах. Трудно найти более естественный и непосредственный персонаж не то что в голландской, а во всей европейской живописи. Художник, как всегда, верен натуре и помимо того, что точно схватил настроение ребенка, выписал и его физиономические особенности: широковатый курносый нос и вздернутую верхнюю губу, обнажающую коричневатые зубы. Реалистические подробности придают образу мальчишки еще больше жизненности. Интересно, что созданные Халсом в те же годы заказные портреты демонстрируют гладкость живописной манеры и некоторую скованность моделей, но со временем и в подобных работах мастера появились легкость и непринужденность.

Обаятельного и подвижного ребенка художник написал открытыми, стремительными мазками, более гладко вылепив лицо, но дал себе полную волю в изображении волос и воротничка. Окончательными штрихами стали легкие белые мазки, нанесенные разнообразными и точными ударами кисти в наиболее освещенных местах. Реализм Халса заключался в умении выразить ощущение момента, само дыхание жизни и в то же время придать завершенность образу, что делает данную зарисовку великолепной законченной картиной.

Полотно, приписываемое кисти Альберта Кейпа, работавшего в основном в жанре пейзажа, отражает типичное для голландских мастеров XVII века стремление к реалистической передаче окружающего мира. В обыденном человеческом существовании художники находили поэзию, нередко обращаясь к незатейливым сюжетам. В данном случае перед зрителем живой и непосредственный портрет юного существа, одновременно представляющий собирательный образ, весьма симпатичный и нередко встречающийся в голландском искусстве золотого века, искренне интересовавшемся миром детей и подростков. Вид румяной девочки находит своеобразную параллель в изображении нежных и сочных персиков. Лицо модели и фрукты играют множеством оттенков, выделяясь на фоне более сдержанных красок. В контрастной светотени, композиционном решении картины и самом выборе сюжета чувствуется веяние распространившегося в Голландии караваджизма.

Выходец из известной творческой семьи Геррит ван Хонтхорст жил некоторое время в Италии, где испытал влияние искусства Микеланджело Меризи да Караваджо. У него голландский художник перенял не только мотив музыканта, возникающий в работах Ван Хонтхорста не раз (в данном случае это играющая на скрипке молодая женщина), но и живописную манеру, свойственную раннему периоду в творчестве «учителя». Фигуру изображенной обволакивает ровный свет, отчетливо выделяя на темном фоне задорное личико, шелковистую кожу, затейливое одеяние. Сочные цвета, большие красочные плоскости, объемная лепка форм также вызывают в памяти полотна итальянского мастера. Подобно всем утрехтским караваджистам, художник большое внимание уделял эмоциональной насыщенности работ, а созданные его кистью персонажи словно общаются со зрителем, легко и непринужденно.

Один из шедевров Маурицхейса кисти Яна Вермера — портрет неизвестной девушки, обернувшейся на зов художника и запечатленной им в этот момент. Выражение ее юного прелестного лица непосредственно, взгляд открыт и бесхитростен. Мастер передал нежность и прозрачность кожи, блеск глаз и влажность губ. Облик героини выглядит излучающим свет, ощущение чего усиливает столь редко возникавший в работах живописца темный фон. Вермер, обладавший удивительным колористическим чутьем, использовал здесь свою излюбленную чистую и звучную цветовую гамму, состоящую из синего, желтого и белого. Открытыми, текучими и словно тающими на солнце мазками он лепит форму, но иногда создает ее несколькими прикосновениями кисти, как, например, жемчужную сережку. В ней, будто в капле, отражается целый мир — находящееся за пределами картины окно и белый воротничок девичьей рубашки.