Андрей Балдин - Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю
- Название:Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Астрель, Олимп
- Год:2009
- Город:Москва
- ISBN:978-5-271-23741-6, 978-5-7390-2341-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Андрей Балдин - Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю краткое содержание
Литература, посвященная метафизике Москвы, начинается. Странно: метафизика, например, Петербурга — это уже целый корпус книг и эссе, особая часть которого — метафизическое краеведение. Между тем “петербурговедение” — слово ясное: знание города Петра; святого Петра; камня. А “москвоведение”? — знание Москвы, и только: имя города необъяснимо. Это как если бы в слове “астрономия” мы знали лишь значение второго корня. Получилась бы наука поименованья астр — красивая, японистая садоводческая дисциплина. Москвоведение — веденье неведомого, говорение о несказуемом, наука некой тайны. Вот почему странно, что метафизика до сих пор не прилагалась к нему. Книга Андрея Балдина “Московские праздные дни” рискует стать первой, стать, в самом деле, “А” и “Б” метафизического москвоведения. Не катехизисом, конечно, — слишком эссеистичен, индивидуален взгляд, и таких книг-взглядов должно быть только больше. Но ясно, что балдинский взгляд на предмет — из круга календаря — останется в такой литературе если не самым странным, то, пожалуй, самым трудным.
Эта книга ведет читателя в одно из самых необычных путешествий по Москве - по кругу московских праздников, старых и новых, больших и малых, светских, церковных и народных. Праздничный календарь полон разнообразных сведений: об ее прошлом и настоящем, о характере, привычках и чудачествах ее жителей, об архитектуре и метафизике древнего города, об исторически сложившемся противостоянии Москвы и Петербурга и еще о многом, многом другом. В календаре, как в зеркале, отражается Москва. Порой перед этим зеркалом она себя приукрашивает: в календаре часто попадаются сказки, выдумки и мифы, сочиненные самими горожанами. От этого путешествие по московскому времени делается еще интереснее. Под москвоведческим углом зрения совершенно неожиданно высвечиваются некоторые аспекты творчества таких национальных гениев, как Пушкин и Толстой.
Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
В рассказе тетушек Толстой заподозрил тайну, величайшую из всех. Далее он только додумывал подробности этой тайны, проводил сравнения, принимал и отменял выводы.
Дева Мария родилась в Галилее, городе Назарете. Назарет в трех днях пути (пешего, конного?) от Иерусалима, по тамошним и тогдашним понятиям — глушь. В той же глуши — исторической — пребывал царский род Давидов.
Евангелисты проводят родословную Христа по-разному. Матфей прочерчивает ее от Давида к Иисусу через Иосифа, Лука же через Марию. Удивительное расхождение.
На самом деле, конечно, схождение — в Христов фокус.
Толстовский сюжет: когда-то, еще в XIV веке княжеский (Рюриков, царский) род Волконских распался. До того они обитали в тульской земле в ныне исчезнувшем городе Волконске. Но вот на севере взошла Москва как новый русский центр, новый магнит. Этот магнит перетянул к себе одного из меньших Волконских. Он вышел из древнего княжеского гнезда и перебрался в Москву.
Вот что важно: тот перебежчик был не вполне Волконский: он был бастард, прижит родителем в связи с дворовой девкой Агашкой. Согласно преданию, он был груб и несоразмерен с виду: голова его казалась слишком велика. За это он получил прозвище Толстая Голова . Судьбоносное определение: от этой Головы и пошли московские Толстые.
Такого «тетушкиного» сюжета Лев Николаевич пропустить не мог: география оставалась для него неразличима (что такое пространство? ему надобно было время), зато рисунок рода, переплетение и конфликт его ветвей, драматический распад, унижение одной ветви перед другой ему были ему хорошо понятны. Он произошел от бастарда — еще бы!
Так царский род его заглох, почти пропал в истории.
В «Войне и мире», которую в настоящем контексте можно рассматривать как попытку создания книги судеб, Евангелия от Льва, главный герой Толстого Пьер Безухов оказался бастард — большеголовый, толстый, нелепый. Сходство слишком очевидно.
Ладно бы один Безухов, он все-таки фигура выдуманная. Зато Ростовы не выдуманы, это прямая родня Льва Николаевича, его семья. Та именно униженная перед старшей, княжеской, младшая, графская ветвь. Толстой этих обстоятельств и параллелей не скрывает; в черновиках «Войны и мира» его герои сначала прямо Т олстые , затем Простые, затем Плохие (показательные прозвища) и, наконец, Ростовы.
Ростов — забытая столица, стоявшая некогда над Москвой. Ростовы — забытые цари?
Между тем, предок Левушки, перебежчик Толстая Голова, оказался героем. Он отличился при Куликовской битве, снискал славу и обрел титул.
И тут видна параллель: толстоголового Пьера Толстой «посылает» на Бородинское сражение. Трудно сказать, насколько он в том бою отличился, тем более его, возможно, вовсе не было в сражении. Зато он превзошел превратности судьбы, взял верх над временем — взял Москву, взял в жены Наташу.
Как важна эта победа над Москвой! Еще важнее возвышение младшего рода, реванш униженной ветви или хотя бы уравнение ее в правах со старшей, княжеской. Но так и происходит! Не в книге, но в жизни: происходит уравнение, схождение:в 1822 году некогда распавшиеся ветви древнего рода, Волконские и Толстые, вновь сходятся: сочетаются законным браком Николай Ильич Толстой, отец писателя, и Мария Николаевна Волконская, по прямой линии происходящая от древних князей, черниговских Рюриковичей.
Рассказ об этом схождении составляет одну из ключевых осей толстовского романа. Это его главная потаенная ось: распад и соединение древнего царского рода.
Мать его зовут Марией. В этом уравнении Лев Николаевич оказывается таинственно христоподобен. Способен к чуду, переоформлению времени, основанию новой эпохи.
Тут нужно взять под защиту его московских тетушек: такой ереси они ему сообщить не могли. Скорее всего, в их рассказах речь шла о некоей необыкновенности его генеалогии, о роковом круге распада и соединения ветвей рода. И даже можно предположить, что знаки судьбы, таким образом рисуемой, казались его тетушкам скорее тревожными, нежели обнадеживающими.
В первую очередь это касается его бабки по отцовской линии. Смерть сына и невестки родителей совершенно подкосила ее; она подвинулась умом, заперлась в своей спальне, где за плотно занавешенными шторами принялась при свечах раскладывать пасьянсы и вести «роковые» разговоры со своим старым слугой, не менее ее помешанным. Юный Лев Толстой часто сиживал в этой спальне, слушая страшные истории о схождении и расхождении родов.
Толстой всю жизнь (говорил, что с рождения) остро ощущал устремленность на него неких осей времени, зацикленность или фокус, который обозначил его как избранного в пространстве разных эпох. (Сейчас не идет речь о знаке, которым отмечена эта избранность; знак себе он выставлял сам.) Вот она, избранность: его «ветхозаветный» род, некогда, в начале Москвы распавшийся, теперь, ввиду конца Москвы 12-го года, показательным образом воссоединился.
Наступают следующие времена, эпоха нового (московского) завета. Стотысячные жертвы принесены, земля вся покачнулась, так что Европа нахлынула на Россию и во мгновение отхлынула, Москва погибла и возродилась, что есть несомненное чудо и свидетельство начала новой эры.
И в перекрестии осей, от которого стартует эта эра, в перекрестии родов, которые на самом деле есть один род, встает этот мальчик, первый человек Нового (московского) Завета, фокус Москвы олицетворенный.
Еще, вспомним — перед ним в роду три Николая, дед, отец и старший брат, и, стало быть, он награжден наследной болезнью никольщины — соблазна самообожествления, власти над смертью и временем.
И мать по имени Мария, которой он не помнил, не мог помнить, потеряв ее в полтора года, но он считал, что помнил ее иначе: как свет и средоточие счастья. Она была собрание всех возможных совершенств, кроме одного — внешней красоты ей не было дано, что в полной мере искупалось красотой внутренней, духовной и душевной.
Про мать ему рассказали тетушки; он верил им безусловно. Неудивительно, что Левушка с младых ногтей задумывается о своем христоподобии. Гонит от себя эту мысль или вдруг, когда являются подсказки, опять к ней приникает. И никогда не отпускает от себя мысли о возможности чуда. Самим собой произведенного, рукодельного, «левушкиного».
Понемногу начинает собираться некое подобие целого: круг толстовских праздников величиной в год. Самое время: в конце сентября, самого левушкина месяца.
Москва сама к этому моменту собирает себя единой округлою фигурой. Праздничный год ее также близится к завершению (к переходу в праздность, см. Казанский спуск ). На этом фоне встречаются все толстовсие сюжеты; они были разбросаны по сезонам, точно фокусы звезд в округлой чаше небосвода. Теперь необходимо проследить их связь.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: